Барбара Картленд - Любовь всегда права

Более того, в сравнении с Норманом все в ней показалось ей мелким и ничтожным. Норман трудился, делал настоящее дело, она же тратила жизнь на бессмысленные и бесполезные занятия, на которые не стоило тратить и секунды.

Карлотта ощутила всю свою никчемность, а поскольку она все, за что бы ни бралась, доводила до крайности, то теперь в некотором роде оказалась совсем одна среди руин прошлого и поверженных идолов.

– Билли, я устала, – сказала она, пытаясь уйти от ответа на его вопрос, который толком и не расслышала.

– Когда мамочка устает, я сталаюсь не шуметь, – ответил Билли. – Вот и сейчас я не буду шуметь.

– Ты такой хороший! – вздохнула Карлотта. – Если хочешь, я расскажу тебе одну историю.

Услышав, что ему сейчас расскажут сказку, Билли даже вскрикнул от восторга, Карлотта же принялась судорожно вспоминать какой-нибудь сюжет, который помог бы им скоротать время по дороге домой.

Когда они наконец приехали, в поместье ее ожидало письмо. Карлотта взяла конверт с дубового стола в холле, подумав, что оно от Магды или от Леолии, но, к своему величайшему изумлению, обнаружила совершенно чужой почерк.

Она нетерпеливо вскрыла конверт и первым делом посмотрела на подпись. Почерк был смелый и размашистый и мог принадлежать только Хани.

Карлотта читала письмо и не могла сдержать улыбки. Она искренне обрадовалась, что Хани выпала возможность сняться в хорошей роли в хорошем фильме. Подруга наверняка добьется успеха, потому что она неплохая актриса, а кроме того, природа наградила ее именно такой внешностью, которая отлично смотрится на киноэкране.

Несколько недель назад, размышляла Карлотта, ее саму привела бы в восторг перспектива сниматься в Голливуде.

Однажды она уже проходила кинопробы здесь, в Англии, и притом успешно. Однако контракт она так и не заключила, в основном из-за того, что от нее потребовалась бы слишком большая самоотдача в обмен на более чем скромный гонорар.

«Пошлю ей телеграмму», – решила Карлотта.

Она подошла к телефону и сняла трубку.

Когда она спустилась к чаю, ее уже поджидал Билли, на лице у него был написан восторг. Взгляд мальчика был прикован к блюду с пирожными, стоящему на столе.

– Пиложные с глазулью, – сообщил он Карлотте, едва она вошла. – У нас что, плазник?

– Если праздник, то совсем маленький, – ответила она. – Только для нас с тобой. Но ничего страшного, нам же больше достанется, верно?

Карлотта налила себе чаю, а Билли дала кружку молока.

Она сделала над собой усилие, пытаясь развлечь ребенка, однако все время ее мысли витали где-то в другом месте – она думала о Нормане, об огромной фабрике, работающей день и ночь, об автомобилях и аэропланах, которые то и дело сходят с конвейера.

Совершенно неожиданно ей на глаза навернулись слезы, и, прежде чем она успела их смахнуть, они предательски покатились по щекам.

Билли вскочил со своего места.

– У тебя что-то болит? – участливо поинтересовался он.

Но Карлотта лишь покачала головой.

– Ерунда, просто что-то нашло.

Но Билли прижался к ней, обхватил ручонками ее шею и уткнулся в нее лицом.

– Не надо плакать, – стал утешать он. – Где тебе больно?

Карлотта вымученно улыбнулась сквозь слезы.

– Ну вот и все, – сказала она. – Было чуточку больно, а теперь все прошло, по крайней мере, можно потерпеть.

– Надо выпить лекалство, – посоветовал Билли.

– Боюсь, лекарство мне не поможет, – грустно возразила Карлотта.

Мальчик серьезно посмотрел на нее.

– Значит, у тебя очень сильно болит, – сделал он вывод.

– Вероятно, ты прав, – вздохнула Карлотта и выдавила улыбку. – Допивай молоко, Билли, дорогой. А я поднимусь к себе в комнату.

Выйдя из столовой, она бросилась по лестнице в спальню. А вбежав туда, сразу заперла дверь.

На нее нахлынула жалость к себе. Она была уже не в силах сдерживаться, но вместо того, чтобы зарыдать, она впала в какое-то тупое оцепенение. Карлотта чувствовала себя такой несчастной, что даже не могла расплакаться.

Ей казалось, что она заглядывает в собственное сердце и видит там лишь горечь и пустоту, без какого бы то ни было, даже самого слабого, проблеска надежды, который помог бы ей выбраться из этого мрака.

– Что мне делать? – твердила она.

Куда подевалась ее былая уверенность в собственном очаровании, в неотразимости своей красоты, в том, что эффектная внешность поможет ей преодолеть любые препятствия?

С некоторых пор Норман, казалось, разлюбил ее. Норман, который, как она когда-то считала, мало что представлял собой как личность.

К своему величайшему удивлению, Карлотта обнаружила, что в ее муже есть то, чего она лишена и чего, по всей видимости, ей никогда не обрести. По сравнению с Норманом она ощущала себя полнейшим ничтожеством.

«Я сделала ему больно, я ранила его, я намеренно хотела заставить его страдать», – сказала она себе.

И повторила эти слова вслух. После чего прошлась по комнате, чувствуя, как стены давят на нее, словно она пленница, запертая в темнице.

Неожиданно ей в голову пришла мысль немедленно уехать в Лондон, проведать Магду, рассказать ей все, что случилось. Но чувство стыда подсказывало, что никому, даже Магде, она не сможет рассказать всей правды о том, как некрасиво она обошлась с Норманом.

И тут ей вспомнились слова, сказанные ее приемной матерью в день их с Норманом свадьбы.