Хорхе Исаакс - Мария

– Спокойно! – снова крикнул Браулио, выйдя на берег; торопливо заряжая ружье, он бросил мне:

– Вы будете здесь, хозяин!

Собаки преследовали добычу по пятам; зверю, видимо, нелегко было ускользнуть: лай все время доносился из одного и того же места на склоне.

Браулио взял из рук Хосе копье и сказал нам обоим:

– Один – внизу, другой – вверху, стерегите этот проход, ягуар вернется по своему следу, если только ему удастся уйти. Тибурсио с вами, – добавил он. Затем обратился к Лукасу: – Мы вдвоем обогнем утес по верху.

Твердой рукой Браулио забил снаряд в ствол ружья и сказал с обычной своей доброй улыбкой:

– Это просто котенок, да к тому же и ранен.

Выслушав последние слова, мы разошлись по местам.

Хосе, Тибурсио и я поднялись на удобную для наблюдения скалу. Тибурсио то и дело проверял запал своего ружья. Хосе напряженно вглядывался в даль. Отсюда нам было хорошо видно все, что делалось на утесе, и мы могли внимательно следить за указанным нам проходом: к счастью, могучие деревья на склоне росли редко.

Из шести собак две уже вышли из боя; одна лежала растерзанная у ног зверя, другая, с разорванным боком, приползла к нам и, жалобно повизгивая, издыхала подле камня, на котором мы стояли.

Ягуар стоял задом к купе дубов, бил хвостом, ощетинив шерсть на спине, оскалив зубы и сверкая глазами; он издавал глухое рычание, встряхивал огромной головой, и уши его щелкали, словно деревянные кастаньеты.

Когда он поворачивался под натиском заметно усталых, однако еще не выдохшихся собак, видно было, как хлещет у него из левого бока кровь; по временам он пытался зализать рану, но тщетно, – вся свора тут же яростно кидалась на него.

Браулио и Лукас появились из тростниковых зарослей на склоне утеса; они оказались немного дальше от зверя, чем мы. Лукас был бледен, как мертвец, а пятна, оставшиеся у него на щеках после карате, [19]посинели.

Таким образом, охотники и ягуар образовали треугольник, и обе наши группы могли открыть огонь одновременно, не рискуя ранить друг друга.

– Стрелять всем вместе! – крикнул Хосе.

– Нет, нет! Собаки! – возразил Браулио. И, оставив своего товарища в одиночестве, он исчез.

Я понял, что хотя общая стрельба и могла прикончить зверя, но наверняка погибли бы несколько собак, а ягуару, останься он жив, не долго было бы сыграть с нами злую шутку, пока ружья разряжены.

Из тростника, позади деревьев, защищавших зверя с тыла, выглянула голова Браулио: рот его жадно ловил воздух, глаза были широко открыты, волосы взъерошены. В правой руке он сжимал копье, левой раздвигал мешавшие ему лианы.

Все мы молчали; даже собаки, казалось, выжидали, чем кончится дело.

Хосе не выдержал и крикнул, науськивая собак:

– Уби! Маталеон! Уби! Хватай его, Трунчо!

Зверю нельзя было давать передышки; кроме того, так было меньше риска для Браулио.

Собаки сразу бросились в бой. Еще одна свалилась мертвой, не успев и взвизгнуть.

Вдруг ягуар отчаянно взвыл.

Браулио проскользнул позади дубов и побежал было к нам, сжимая в руке древко копья без наконечника.

Зверь повернул вслед за ним.

– Огонь! Огонь! – крикнул Браулио и одним прыжком вернулся в засаду, откуда раньше нанес удар копьем.

Ягуар следил за ним. Лукас исчез. Тибурсио позеленел, как оливка. Он прицелился, но заряд пропал даром.

Хосе выстрелил: ягуар снова заревел, изогнулся, словно пытаясь укусить самого себя в хребет, и тут же гигантским прыжком бросился на Браулио. А тот, ловко проскользнув среди дубов, бегом помчался к нам, чтобы подхватить копье, которое бросил ему Хосе.

Теперь зверь повернулся к нам мордой. Заряженным оставалось только мое ружье. Я выстрелил: ягуар сел на хвост, покачнулся и рухнул.

Браулио невольно оглянулся, чтобы узнать, попал ли последний выстрел в цель. Хосе, Тибурсио и я были уже рядом с ним, и все в один голос издали победный клич.

Из пасти зверя выступила кровавая пена, глаза его остекленели, в последних судорогах он вытягивал дрожащие лапы и бил великолепным хвостом, взметая палую листву.

– Знатный выстрел!.. Вот это выстрел! – воскликнул Браулино, поставив ногу ягуару на голову. – Прямо в лоб! Ничего не скажешь, меткая рука!

Хосе еще не совсем твердым голосом (славный старик очень любил своего будущего зятя) сказал, вытирая рукавом пот со лба:

– Ну, ну… тут не до шуток! Боже правый! До чего хорош зверь! Дьявол, а не зверь! Попадись такому в лапы, живым не уйдешь!..

И он печально посмотрел на трупы трех собак:

– Бедняжка Кампанилья! Больше всех ее жалко… Такая красивая собачка!

Он погладил остальных трех, которые, вывалив языки и стараясь отдышаться, беззаботно разлеглись рядом, словно просто загоняли в корраль слишком резвого бычка.

Хосе, расстелив на траве свое пончо, сказал:

– Садитесь, сынок. Сейчас мы, как полагается, снимем шкуру, она ваша. Лукас! – крикнул он.

Браулио расхохотался:

– Он, верно, уже сидит дома в курятнике.

Хосе не понял и снова закричал:

– Лукас! – Но, увидев, что все мы смеемся, спросил: – Да что это с вами?

– Дядя, ведь храбрец этот сбежал, сразу как я дал промашку с копьем.

Хосе смотрел на нас, словно никак не мог взять это в толк.

– Ну и мошенник!

И, спустившись к реке, он закричал так, что все горы подхватили его голос:

– Лукас, чертов сын!

– У меня с собой отменный нож, сразу и освежуем, – предложил Тибурсио.

– Не в том дело, дружище, беда, что этот чертов трус утащил сумку с едой, а наш бедный друг наверняка хочет есть… да и я не прочь… только здесь на угощение надеяться нечего.

Но желанная кошелка оказалась цела, точно указывая, с какого места сбежал Лукас. Обрадованный Хосе подтащил сумку поближе к нам и стал развязывать ее, велев Тибурсио наполнить речной водой кокосовые посудины.

В сумке оказалось белое и золотистое чокло, [20]свежий сыр и великолепно зажаренное на вертеле мясо; все это было тут же разложено на платановых листьях.

Затем Хосе извлек завернутую в салфетку бутыль с темно-красным вином, хлеб, чернослив и вяленую смокву, сказав:

– Всему свое место.

Из карманов появились ножи. Хосе разрезал и раздал нам мясо, – вместе с чокло это было царское угощение. Мы прикончили вино, на хлеб и не взглянули, а чернослив и смоква моим товарищам пришлись больше по вкусу, чем мне. Не обошлось и без панелы [21]– услады путников, охотников и бедняков. Вода была холодная как лед. После этого лесного банкета задымились мои ароматные сигары.

Хосе благодушествовал, а Браулио теперь наконец решился пригласить меня в посаженые отцы.

Тибурсио с завидной ловкостью освежевал ягуара, вырезав сало, которое нужно было ему для какой-то неведомой цели. Мы разложили по заплечным мешкам шкуру, голову и лапы зверя и отправились в обратный путь. Хосе взвалил на плечо мое ружье вместе со своим, свистнул собак и пошел впереди. По временам он останавливался и еще раз вспоминал какую-нибудь подробность охоты или отпускал новое проклятие по адресу Лукаса.