Хизер Сноу - Нежный враг

– Но как? Что вы добавили в порох?

Лилиан засмеялась:

– Сахар.

– Сахар? Тот, что мы кладем в чай и молоко?

Она кивнула.

– Да. Порох – это смесь угля, серы и селитры в строгих пропорциях. Уголь – это топливо, а селитра – реагент, вызывающий окисление.

Эйвлин кивнул.

– Это понятно, но при чем здесь сахар?

Лилиан опять посмотрела по сторонам. Куда, скажите на милость, подевался Стратфорд? Победа не так сладка, если ею не перед кем щеголять, хотя несколько человек стояли рядом и внимательно ее слушали. Гордость, которую она испытала, почти сразу сменилась волнением, как перед выходом на сцену.

– Сахар – это углерод, во многом похожий на уголь. Я немного изменила пропорции, и в смеси получилось больше топлива. Огонь занялся быстрее, разгорелся жарче, газы расширились скорее, увеличив силу и скорость, с которой пуля вылетела из дула.

– А… – протянул один.

– Блестяще, – проговорил другой.

Лилиан гордо заулыбалась.

Эйвлин хихикнул:

– Великолепно. Теперь я всегда буду добавлять к пороху сахар.

Джентльмены вокруг рассмеялись, а Лилиан моментально утратила веселость:

– Знаете, милорд, я бы вам не рекомендовала это делать.

– Но почему? – искренне удивился мужчина.

– Существует множество факторов, которые могут повлиять на результат, – к примеру влажность. Я точно знала, что сегодня очень сухой воздух, поэтому все прошло как было задумано. Но если бы воздух был влажным, все могло получиться совершенно иначе. Короче говоря, если вы захотите попробовать этот фокус еще раз, надо будет многое учесть.

– Вот как? – Эйвлин легко пожал плечами и улыбнулся. – Тогда не буду. Тем не менее я был рад вам помочь.

– Вы мой спаситель, – улыбнулась Лилиан. И почти не покривила душой: он действительно спас ее гордость и избавил от двух недель общества Стратфорда.

Она еще раз огляделась и заметила его возле живой изгороди. Похоже, он так на нее зол, что даже не смог заставить себя поздравить ее с победой. Лилиан вздохнула. Что ж, разве не этого она добивалась? Так что все хорошо. Она моргнула и нахмурилась. Но почему тогда ею владеет такое странное чувство? Неужели это разочарование? Что это на нее нашло?

Эйвлин взглянул на часы, которые достал из жилетного кармана, и на его лице появилось выражение озабоченности.

– Мне бы очень не хотелось покидать вас, мисс Клэрмонт, но я должен идти, иначе не успею переодеться и вернуться, чтобы стать вашим спутником вечером.

– Домой? – Если Эйвлин уйдет, она весь остаток вечера будет свободна. – Разве вы не гостите в Сомертон-Парке?

Эйвлин покачал головой.

– Поместье моей семьи граничит с землями Стратфорда с востока. Так что я имею возможность днем развлекаться здесь, а спать дома, в собственной постели.

Лилиан довольно улыбнулась: если Эйвлин каждый вечер будет возвращаться к себе, то у нее появится возможность продолжить поиски. Если использовать это время с пользой, то есть шанс найти то, за чем явилась в Сомертон-Парк.

Эйвлин убрал часы обратно в жилетный карман.

– Вы, конечно, понимаете, что я не намерен принуждать вас исполнять условия пари.

– Правда?

Ее радость была, вероятно, настолько явной, что мужчина, ухмыльнувшись, заметил:

– Вы могли бы по крайней мере не демонстрировать свой восторг по этому поводу. – Но на его красивом лице не было обиды, поэтому Лилиан не почувствовала себя виноватой. – Условия все равно были глупыми. На такие могли согласиться только мужчины в пылу спора. Не хочу привязывать к себе женщину, которая предпочла бы находиться в другом месте.

Здорово! Даже слишком… Если она даже не попытается возразить, Эйвлин может воспринять это как оскорбление.

– Милорд, я вовсе не…

– Не надо мне льстить, мисс Клэрмонт, – рассмеялся Эйвлин. – Пусть мы и познакомились всего несколько минут назад, тем не менее я оставляю за собой право доказать, что могу предложить вам не только меткий глаз.

Он что, флиртует? Похоже на то. Очень уж игриво подмигнул ей. Забавно. Тем не менее ее это не интересует. Ей нужно только одно – узнать, кто и почему убил ее отца. Ну и, конечно, позаботиться о торжестве правосудия.

Судьба ей улыбнулась. Она не только выиграла пари, но и получила свободу от исполнения его условий. Ей везет. А значит, можно не сомневаться: она быстро обнаружит то, что ищет.

Джеффри покорно брел за матерью через холл своего дома, за ним – дядя Джосс. Графиня в великом раздражении пинком распахнула дверь в личную гостиную, переделанную, как и почти весь дом, после смерти отца Джеффри. Раньше, насколько ему помнилось, это была простая, ничем не примечательная комната. Теперь же ему первым делом бросились в глаза красные тисненые обои и ширма с коринфскими колоннами. Лепнина потолка и стен была покрыта позолотой, а на полу лежал большой черно-красный ковер. В целом комната производила впечатление агрессивной – под стать ее хозяйке.

В данный момент графиня напоминала обозленного терьера – маленького, кипящего энергией, готового куснуть ничего не подозревающего прохожего. Именно поэтому Джеффри согласился последовать за матерью в ее покои, вместо того чтобы остаться и поздравить Лилиан и Эйвлина с победой, как и пристало джентльмену. Он не желал, чтобы мать высказывалась на людях, – слухов и сплетен и так будет много. Не следовало терять над собой контроль и соглашаться на это глупое пари.

Лишь только дядя Джосс закрыл дверь, графиня развернулась к сыну и возбужденно выкрикнула:

– Я требую, чтобы ты отправил эту маленькую нахалку собирать вещи! – Ее ухоженное лицо пылало, глаза горели враждебностью.

Джеффри скрестил руки на груди, прислонился к дверному косяку и, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и холодно, осведомился:

– Ты имеешь в виду мисс Клэрмонт? С какой стати? Мне она нравится.

Последнее было верно с некоторой натяжкой. При мысли о Лилиан им владела странная смесь чувств: раздражение, интерес, восхищение, – причем их порядок постоянно менялся.

Но он не позволит, чтобы мать распоряжалась его судьбой. Пусть она всю жизнь командовала отцом и братом, Джеффри и сам командовал – на войне, поэтому знал: против соперника следует использовать то, чего он боится больше всего на свете. В данный момент он не мог представить, что может разозлить его мать больше, чем перспектива получить невестку, которую она считает неподходящей.

– Нравится? Она? – потрясенно выкрикнула графиня, едва не брызгая слюной.

Джеффри мрачно усмехнулся. Ему было почти жаль, что он довел мать до такого состояния, но поделом ей: не он начал этот нелепый фарс.

– Очень даже, – подтвердил Джеффри.

Графиня выпрямилась, расправила плечи, вздернула голову и, кажется, даже стала выше ростом. Ее обычно бледное лицо покрылось красными пятнами, пальцы сжались в кулаки.