Джоди Хедланд - Свет твоих глаз

Пьер напрягся, чтобы вырваться из хватки друга, надеясь, что ткань рубашки не выдержит и позволит ему освободиться. Но не успел он рвануться, как Рыжий Лис заломил ему руку за спину и больно дернул.

– Нам нужно отправляться на Большую Черепаху, – сказал Рыжий Лис. – Потом мои люди помогут нам приглядывать за мехами моего брата.

– Ты прав. – Стыд затянулся узлом на сердце Пьера. – Я все еще легко срываюсь в драки.

Возможно, он все еще слишком быстро поддавался греху. Возможно, он недостаточно изменился, чтобы вернуться домой.

Он снова взглянул на возвышающуюся вдали темную громаду Мичилимакинака, прохладный ветер с озера успокоил его, донося запах белой рыбы, которую он поймал и пожарил для своих людей.

Он надеялся, что сегодня сможет стоять на кухне своего детства и готовить обед для матушки. Вчера, во время своей миссии, он заметил истощенное состояние британского гарнизона.

Он верил, что матушка питается лучше солдат, но все же приберег остатки улова, отложив их с кукурузной мукой и луком, которые купил в лагере чиппева. Ему хотелось устроить для матушки пир, с печеной фаршированной рыбой, а из кукурузной муки собирался сделать пудинг, который она так любила.

Но, возможно, ему придется спешить – нужно было вести свою бригаду к форту Святого Иосифа. У них не было причин останавливаться в Мичилимакинаке. До сих пор они не сворачивали на остров. Он намеренно избегал дома.

Так к чему сейчас изменять курс? С чего он решил, что матушка будет рада увидеть его?

– Мы дождемся удобного времени, чтобы напасть на торговцев компании. И тогда наши боевые палицы будут бить их, как молнии, а стрелы жалить, словно шершни. – Рыжий Лис наблюдал за тем, как агент Северо-Западной компании плетется обратно к своей бригаде. Его темные глаза блестели, как острая кромка боевого томагавка. – Слишком часто они обманывали и обижали мой народ. Мы отплатим им за все. Однажды.

Пьер знал, что индейцы устали иметь дело с Северо-Западной компанией. Ее агенты грабили и узурпировали их земли. И теперь слишком многие местные жители предпочитали иметь дело со свободными торговцами вроде Пьера, более честными и надежными во всех отношениях.

Но у индейцев по отношению к врагам было куда больше терпения, чем у Пьера. Хотя он и знал, что, когда терпение местных наконец закончится, месть будет жестокой и очень быстрой.

Пьер был рад, что Рыжий Лис стал его другом, а не врагом. Раскрашенное лицо юного храбреца было свирепым.

– Сегодня день воззвания к духу кукурузы. Мы будем просить его о том, чтобы наши животы были полны даже в скудные годы. А ты должен предложить своей семье трубку мира. Ты слишком долго от нее воздерживался.

Пьер кивнул. Он ведь добрался сюда. И не мог теперь отступиться.

И даже если матушка его не простит, он сможет примириться с собой, поскольку сумеет перед ней извиниться. Oui [4]. Рыжий Лис был прав. Если он встретит свои страхи лицом к лицу, он наконец сможет двигаться к своему будущему, ведь прошлое перестанет тянуть его назад.

Пьер передернул плечами, пытаясь расслабить их, затем поджал язык к зубам и громко свистнул. Пронзительный звук разнесся над пляжем, давая сигнал собираться.

Рыжий Лис отпустил его руку и кивнул, на сей раз выражая взглядом похвалу его самоконтролю.

Пьер уронил весло.

Он больше не был тем бесшабашным юнцом, которым покидал остров. Он изменился и надеялся, что сумеет доказать это матушке, а со временем – и себе самому.

Ну неужели Эбенезеру больше нечем заняться в жизни, кроме как контролировать дни напролет каждый ее шаг?

Анжелика повернулась к нему спиной, притворяясь, что не заметила лысой головы, вновь сунувшейся в заднюю дверь таверны, дабы проверить, чем она занята.

Она медленно выдохнула и вдохнула через рот, стараясь защититься от запаха. Чистка курятника была самой грязной из возможных работ, и Анжелика надеялась, что хоть эта весенняя уборка помета избавит ее от постоянного присмотра Эбенезера.

– Ну-ка, кыш, – пугнула она одну из куриц, заглядывающую в сарай. – Только еще одного надсмотрщика мне не хватало!

Сквозь открытую дверь Анжелика подсчитала всю дюжину куриц и петуха, бродящих по огороженному двору. Под блеклыми жидкими перьями скрывались тельца, которым не хватало упитанности и сил. Зима была суровой к немногим оставшимся на острове животным – тем, кому посчастливилось избежать мясника.

К счастью, куры продолжали нестись, хотя и не так часто, как должны бы. Анжелика всю зиму трудилась, стараясь сберечь худых кур от обморожения, рано вставала, чтобы выпустить их под слабое солнце, без которого куры прекращали нестись и которого было так мало в темные мичиганские зимы. Но даже в хорошие дни не удавалось собрать больше десятка яиц.

Анжелика воткнула лопату во влажную грязь, покрывавшую пол под ее ногами. Сухие кленовые листья, которыми она прошлой осенью засыпала пол курятника, сгнили под слоем помета и теперь лишь добавляли пыли и грязи.

– Хоть бы скорее закончилась эта война, – прошептала она и взялась за полное ведро помета, прислонив лопату к стене крошечного навеса, который Жан помогал ей построить.

Если бы только она вышла замуж за Жана до того, как ему пришлось покинуть остров! Жан был готов жениться на ней, он хотел поскорее сыграть свадьбу, чтобы не оставлять свою мать в одиночестве на ее ферме. Но в то время Анжелике исполнилось только шестнадцать. И ее отчим, Эбенезер, отказал, а затем обвинил Жана в предательстве за то, что тот не подписал присяги на верность британцам. И стало неважно, что Эбенезер уже договорился с Жаном и что тот заплатил назначенный Эбенезером, надо сказать весьма немалый, выкуп за невесту.

В первый же день после вторжения британцев Жан стал врагом лишь потому, что не пожелал отказаться от своего американского гражданства. Некоторые островитяне, вроде Эбенезера, не испытывая ни малейших угрызений совести, сразу же переключились на поддержку британцев и клялись им в верности, благодаря чему им позволили сохранить свои дома и дела на острове. Все остальные американцы были депортированы.

За два года отсутствия Жана от него пришло несколько писем. Он присоединился к американской армии у Детройта и боролся с британцами, чтобы сохранить независимость Америки, завоеванную более тридцати лет назад.

Сама Анжелика не считала себя ни британкой, ни американкой, поскольку ее мать была канадской француженкой, а отец шотландцем, но ради Жана и Мириам она решила поддерживать американцев.

– Ох, ну почему Жан должен был уехать? – прошептала она, вынося ведро с пометом из курятника под яркое солнце, которое к середине дня окутало все блаженным теплом.