Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

– Конечно, конечно, – продолжал соглашаться Колен де Салиньяк, которого неприятно поразила ледяная холодность чиновника.

Ему было не понятно, к чему такое усердие: результат аутопсии полностью совпал с его диагнозом.

– Анни умерла от кровоизлияния в мозг, хотя я предупреждал ее, что это случается с теми, кто имеет лишний вес и злоупотребляет спиртным. Подозревал я и перитонит, который мог повлечь за собой воспаление органов брюшной полости!

Чиновник отмахнулся от него, как если бы он был последним невеждой, так что домой доктор вернулся в расстроенных чувствах. Бледная как полотно Матильда выбежала ему навстречу.

– Они заставили тебя присутствовать при этом кошмаре? – спросила она. – И вообще, зачем все это?

– Сыну мадам Менье обстоятельства ее смерти показались подозрительными, а у этих простолюдинов крепкая хватка… Наверняка он рассчитывает получить деньги, особенно если под сомнение будет поставлена моя компетенция. Судейские увозят труп в Ангулем – по-моему, это неуважение к покойной.

Молодой женщине показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она покачнулась и уцепилась за руку супруга.

– Ты ни в чем не виноват, Колен, и волноваться тебе не о чем. Слава богу, эти судейские скоро уедут.

– Но сначала они допросят нашего друга кюре, дорогая. И я желаю ему терпения. Эти высокопоставленные господа не расположены к сантиментам!

Матильда онемела от ужаса. Нетвердым шагом она прошла в столовую, плеснула себе коньяку, выпила, а потом уже принесла стакан с напитком супругу. «Какой ужас! – думала она. – Они обнаружат следы яда и заподозрят Ролана, или Колена, или даже меня!»

И она поспешно укрылась в объятиях мужа. Он нежно прижал ее к себе и долго не отпускал.

– Ты очень впечатлительна, дорогая, – шепнул он ей на ушко.

Исходя из сведений, изложенных в письме Эрнеста Менье, главным подозреваемым в деле был местный кюре, однако служители правосудия желали составить собственное мнение. Ложное обвинение священника могло повлечь за собой большой скандал, и никто из троих не желал совершить такую оплошность.

Ролан Шарваз ответил на их вопросы уверенно и с видом неподдельного удивления, как и положено честному человеку. Удивление это было искренним, ведь он попросту не ожидал такого удара судьбы.

– Не понимаю, какое я ко всему этому имею отношение, – сказал он в самом начале разговора. – У мадам Менье не было повода жаловаться. Она поступила ко мне в услужение в середине августа и поначалу вела себя хорошо, но очень скоро показала свое истинное лицо: стала сплетничать, ныть, отлынивать от работы, перечить по каждому поводу и злоупотреблять вином. Словом, уживаться с ней было непросто. – Он с грустью в голосе продолжил: – Не знаю, в чем меня обвиняют, но я этого не заслужил! Я священник и старался не ссориться со своей служанкой. А вот она пила так много, что грубила мне, особенно когда я просил что-то сделать по дому. Однажды она даже замахнулась на меня каминными щипцами, потому что я попросил ее отнести письмо на почту в Мартон, соседний городок.

Когда же чиновники стали расспрашивать кюре Шарваза о том, отчего, по его мнению, умерла Анни Менье, он воскликнул:

– Но ведь не я ее лечил! Все лекарства и микстуры, которые Анни принимала, готовили в доме доктора де Салиньяка!

– Но что стало причиной столь внезапной болезни? – последовал вопрос.

– Соседка рассказывала, что Анни упала с лестницы. Я не удивился, потому что она была очень грузной и часто жаловалась на больные ноги. Но меня в это время дома не было. Наверное, соседка и помогла ей подняться наверх.

– Да, одна из горожанок упоминала об этом инциденте. Мсье де Салиньяк также подтвердил, что передавал Анни Менье опийную настойку и некоторые лекарственные средства. Когда мы задали вопрос доктору Монтамберу, ангулемскому эксперту, который производил аутопсию, он подтвердил, что падение могло в итоге привести к смерти.

На этом допрос закончился. Чуть приободрившись, Шарваз проводил суровых посетителей до порога. Внешне невозмутимый, он даже поклонился, желая им приятной дороги. В душе же его пылал гнев, как если бы он на самом деле был невиновен и несправедливо обвинен. «На этом дело и закончится, я уверен!» – думал кюре, стоя на верхней площадке лестницы.

Вырисовывающийся на фоне церковной стены женский силуэт привлек его внимание. Это была молоденькая девушка с черными волосами и с большой кожаной сумой за спиной. Ее скромная одежда и походка показались ему знакомыми.

– Марианна! – позвал он.

Сестра увидела его и радостно помахала рукой. Шарваз неспешно спустился по лестнице. Его грубоватое лицо просто-таки светилось от счастья.

– Я приехала дилижансом. Думала, дорогой Ролан, никогда к тебе не доберусь! Одна лошадь в упряжке хромала, а дороги здесь такие же скверные, как и у нас на родине!

– Родина!.. – повторил Шарваз. – Наша прекрасная Савойя, наши горы… Знала бы ты, Марианна, как мне сейчас нужна ты, твоя нежность и забота! Служанка, о которой я упоминал в письмах, умерла на прошлой неделе. Я до сих пор не могу прийти в себя, и мне очень одиноко. Идем скорее в дом!

Брат с сестрой обнялись. Марианна Шарваз была смягченной копией брата: те же черные волосы и светло-зеленые глаза в обрамлении очень темных и густых ресниц под черными же бровями. Однако в ее лице не было ничего, что наводило бы на мысль о дурных наклонностях, наоборот, выражение этого лица было доверчиво-наивным. Младший ребенок в семье, она не получила никакого образования и искренне восхищалась Роланом, который учился в семинарии и всегда был к ней ласков.

– Я не успел приготовить еду. И я не знал, приедешь ты в назначенный день или нет. Но ты приехала!

– А эта женщина, отчего она умерла? И где? – спросила суеверная Марианна.

– Ты не будешь спать в комнате, где она жила. На чердаке есть раскладная кровать, мы поставим ее в большой комнате, возле очага.

Вечер прошел спокойно. Брат с сестрой поужинали хлебом с сыром, запивая еду местным вином, потом пересели поближе к огню и долго беседовали. Расчувствовавшись, Ролан Шарваз упомянул и Матильду де Салиньяк.

– Ты должна меня понять, Марианна! Я люблю эту красивую даму, несчастную в браке. И она меня тоже любит. Ты прекрасно знаешь, что я не хотел быть священником, но стал им и соблюдаю свои обеты, хотя и не могу до конца побороть свои чувства. Нам нужно немного – время от времени провести вместе хотя бы четверть часа, в этом же нет ничего плохого! Но нашлись люди, которые так не думают. Моя покойная служанка, бывало, по-матерински меня укоряла, и я опасаюсь, что она могла распускать обо мне нехорошие сплетни в поселке.