Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

– На улице нас увидят вместе. Мне дорога моя репутация, мадам.

– А мне – моя! Колен больше всего боится слухов. Жена доктора должна вести себя образцово.

– Тем более это верно в отношении кюре. Вы прекрасно меня понимаете.

Они обменялись заговорщицкими улыбками. Скрежет засова прервал беседу: дверь ризницы медленно отворилась, показалось красное лицо Алсида Ренара. Отец Шарваз поспешно начертал указательным пальцем крест на гладком лобике Матильды, после чего она кивнула ему и ушла.

– Господин кюре! – позвал старик, подходя ближе.

– Я тут, мой славный Алсид!

– Вас зовут в деревню Ла-Бранд соборовать умирающего. Уж не мадам ли де Салиньяк это была?

– Может быть. Я не слишком интересуюсь именами тех, кто приходит исповедаться. Единственное, что имеет значение, – это их раскаяние. Что ж, приготовьте все необходимое. Вы говорите, это в Ла-Бранд? Надо поторопиться! Почтовая карета туда заезжает?

– Родственник умирающего дожидается вас у церкви с двуколкой, так что идти пешком не придется, господин кюре!

– Прекрасно! Спасибо вам, Алсид.

Как только ризничий удалился, Шарваз закрыл глаза, представляя волнующий момент, когда он ощутит близость ее тела – трепещущего, готового отдаться тела мадам де Салиньяк. Она станет его любовницей, это решено! Он поцелует ее так, как умеет только он – порывисто и искусно, потом задерет на ней юбки… В том, что все выйдет, как он задумал, отец Ролан не сомневался. У него был опыт по части соблазнения примерных жен, поэтому он был уверен, что каждый отменно сыграет свою роль: он – победителя, она – побежденной.

Ощутив прилив возбуждения, он машинально перекрестился. Его ли это вина, что женщины имеют над ним такую силу? Когда рядом красотка, он забывал обо всем. Дамские туалеты, безделушки, духи и сладкие речи – всем этим уловкам он так и не научился противиться.

Вскоре он уже готов был исполнить свои обязанности священника. Размышления о том, как бы половчее обольстить молодую жену доктора, не мешали Шарвазу делать то, что предписывал сан. Свое служение Церкви он считал ремеслом, которое не лучше и не хуже, чем любое другое.

Матильда проследила глазами за двуколкой, чьи обитые железом колеса подняли на дороге облака пыли, настолько сухой была земля. Все еще взволнованная, она укрылась в тени пресбитерия и некоторое время так и стояла, прижавшись спиной к стене. Общение с кюре Биссетом показало, что некоторые священники не соблюдают обета целомудрия, чем сам Биссет даже имел неосторожность похваляться. Интуиция нашептывала, что и Шарваз относится к этой категории, что не могло ее не радовать.

«Это он! Да, это о нем я столько мечтала! – думала она. – Он кюре, и что с того? Он мне нравится, нравится! Так хочется снова его увидеть, остаться с ним наедине, вот как сейчас, в церкви…»

И она стала думать, как бы это устроить. Думала об этом по пути домой, думала, меряя шагами гостиную и совсем позабыв о времени. Между тем ветер, напоённый ароматами сена и полевых цветов, развевал занавески, а в зарослях боярышника пели птицы.

– Вечер обещает быть чудесным! – проговорил Колен де Салиньяк, входя в комнату и глядя на застывшую на месте супругу. – Если хочешь, можем выйти на крыльцо и полюбоваться закатом.

– Святое небо! С каких пор тебя интересуют такие вещи? – воскликнула она тоном, в котором угадывалась издевка. – Колен, нам нужно поговорить, причем немедленно!

– Я тоже хочу с тобой поговорить, Матильда. Буду краток. Сегодня меня позвали к постели умирающего. Речь шла об отце фермера из Ла-Бранд. Новый кюре тоже приехал, чтобы его соборовать. И он мне понравился. Производит впечатление человека, всецело преданного долгу, сострадательного, доброго, и речь у него очень правильная. Никакого сравнения с отцом Биссетом, который раздражал меня своими манерами святоши и медоточивыми речами. Кюре Ролан, наоборот, внушает доверие.

– Неужели? Это означает, что все запреты сняты?

– Матильда, не притворяйся глупенькой! Хватит того, что мы ссорились из-за Биссета. Хотя я был слишком строг к тебе, признаю́.

– В то время как за мной не было никакой вины, но ты думал иначе!

– Знаю, дорогая. Давай забудем эти неприятные моменты. Господь не наделил бы тебя ангельской красотой, если бы не знал, какая чистая у тебя душа и как целомудренно твое тело! Хотя, признаться, последнее меня очень огорчает… Я разрешаю тебе исповедоваться отцу Ролану. Мы с ним имели беседу, и я узнал, что наш мэр определил к нему своего сына учиться. Думаю, и мы можем водить Жерома в пресбитерий. Прошу только, будь с ним вежливой и сдержанной, ничего больше!

– Обещаю, Колен, – ответила Матильда спокойно.

– Сделай это ради нас! Не хочу, чтобы слухи снова портили нам жизнь, пятнали ее. А еще я нашел прекрасный способ заткнуть рты самым отъявленным сплетницам.

– Каким же образом?

– Мы станем приглашать кюре на ужин и играть в лото в числе наших обычных гостей, – выпятил грудь доктор, довольный своей придумкой.

– Если ты так хочешь… Но разумно ли это?

– Конечно! Более чем! Если отец Шарваз войдет в круг наших друзей, никто не подумает дурного. Необычная фамилия – Шарваз, не так ли? Наш кюре родом из Савойи, он мне сам сказал. Одним словом – горец.

Матильда, которая успела за это время сесть в кресло, слушала мужа с подчеркнуто безразличным видом, хотя сердце ее билось в груди как сумасшедшее, а душа, опьяненная радостью, готова была взлететь на седьмое небо. Если бы они жили в большом городе, ей бы не составило труда завести интрижку с галантным, образованным мужчиной и встречаться с ним под покровом тайны. Но в такой деревне, как Сен-Жермен… Ее ли это вина, если единственный мужчина, исполненный мужественности и шарма, носит сутану и служит обедню?

Будущее представлялось ей ясным, ведь она сможет встречаться с отцом Роланом и ожидать его по субботам к ужину за уставленным изысканными яствами столом, даже зная, что за этим последует скучная игра в лото.

Она уже видела себя во главе стола – изысканно причесанную, нарядную, в меру кокетливую, как и подобает хозяйке буржуазного дома, и с жемчужным ожерельем на шее.

В своей задумчивости она выглядела очаровательно. Доктор приблизился, наклонился, обнял ее и поцеловал сначала в щеку, а потом в губы.

– Колен, перестань! Что, если войдет Сюзанна?

– К черту прислугу! Матильда, ты такая хорошенькая! Кстати, а о чем ты хотела мне рассказать?

– О том, что, несмотря на твой запрет, я была на исповеди, – ответила молодая женщина, глядя супругу в глаза. – Так вот, твой кюре показался мне суровым и не особенно снисходительным. У меня было тяжело на сердце, и я надеялась найти в его словах облегчение, но не ценой же стольких молитв!