Шома Нараянан - Еще одна помолвка

– У вас жар, – сказала уборщица, приложив к ее лбу загрубевшую, но удивительно нежную ладонь. – Уверены, что сможете лететь завтра?

– Я решу утром, – прохрипела Шуэта.

Однако утром ей стало еще хуже, и она поняла, что не сможет ехать в аэропорт. Однажды она решилась на короткий полет во время простуды, – головная боль и шум в ушах при взлете были мучительны.

– Мэм, сегодня мы вас оставим, но с вечера воскресенья номер будет занят новым жильцом, – заявил портье, когда она сказала, что ей придется продлить свое пребывание. – Простите, но вам придется просить компанию снять номер в отеле. Дипа не выразила ни малейшего сочувствия, когда Шуэта позвонила ей, чтобы объяснить ситуацию.

– Ради бога, это всего лишь простуда, верно? Неужели нельзя вернуться в Мумбаи?

Она раздраженно вздохнула, когда Шуэта сказала, что не может лететь в таком состоянии.

– Ладно, я скажу секретарю, чтобы сняла тебе номер в отеле. Этот аудит проклят: сначала Фейзал, потом ты. Вы просто валитесь, как костяшки домино!

Отель оказался куда более роскошным, чем гостевой дом, но там было центральное кондиционирование, и, провозившись с ручками и кнопками с полчаса, Шуэта не смогла согреть комнату. Наконец она сдалась и забралась в постель. Она уже решила не брать телефон, когда тот зазвонил, но привычка оказалась сильнее ее решения, она встала с постели, пересекла комнату и вынула мобильник из сумки.

– Привет, Нихил, – едва прохрипела она, так сильно болело горло. Она даже опасалась, что он не сможет разобрать слов.

– Что случилось?

– Простуда. Звучит хуже, чем есть на самом деле.

– О’кей, – облегченно ответил Нихил. – Завтра будешь в Мумбаи?

– Я отменила полет, – пояснила Шуэта, – и перебралась в отель, потому что мою комнату в гостевом доме уже сдали. Прилечу в середине следующей недели, когда почувствую себя человеком.

– Ты совсем никого не знаешь в Дели? – спросил он так участливо, что Шуэта сразу почувствовала себя гораздо лучше. – Может, прислать тебе на помощь кого-то из делийского офиса? Мне это нетрудно.

– Нет, – тут же отказалась Шуэта. Он, возможно, попросит девушку, которая покупала ей подарки, а Шуэта не хотела видеть чужих людей. – Я выкарабкаюсь. Если уж будет совсем плохо, позвоню кому-нибудь из служащих отеля. Когда я заболеваю в Мумбаи, тоже сама о себе забочусь.

Собственно говоря, она почти не болела, а все же, когда такое случалось, за ней ухаживала Прайя.

– Мне не нравится, что ты там одна, – заметил Нихил.

– В таком случае, приезжай в Дели, побудь со мной! – дерзко предложила Шуэта.

Но Нихил проигнорировал просьбу.

– Ты уверена, что тебе некому позвонить? Как насчет твоего отца и тети?

– Я не сказала им, что больна. Тетя – чемпион мира по волнениям и тревогам. А па не намного лучше. Не смей сообщать им!

– Не буду, – пообещал Нихил. – Я просто подумал, неплохо, чтобы в таких случаях родные были рядом.

– Да, это хорошо, когда я здорова, но стоит заболеть, как все превращается в настоящее несчастье. Нихил, прости, я не могу разговаривать.

Голова идет кругом от всех лекарств, что я выпила, а горло болит, если говорю слишком много. Я напишу тебе номер телефона отеля. Мы сможем поговорить завтра.

Отключив телефон, Нихил нахмурился. Судя по голосу, Шуэта совсем больна, а мысль о том, что она одна в чужом городе, была совсем неприятна.

Наутро Шуэта еще спала, когда тишину разрезал резкий звонок телефона. Она попыталась не обращать внимания. Но звонивший обладал терпением ротвейлера, и, досадливо застонав, она сдалась и подняла трубку.

– Мисс Матер? – спросила женщина на другом конце линии омерзительно жизнерадостным голосом. – Мистер Нейр ждет вас, вы сможете спуститься?

Она прервалась, приглушенно беседуя с кем-то, и продолжила уже в телефон:

– О, мистер Нейр говорит, что вы больны и будет лучше, если он поднимется к вам. Можно?

Полусонная Шуэта сначала была сбита с толку незнакомым «мистер Нейр». Единственным, кого она знала под такой фамилией, был ее сосед в Мумбаи, ворчливый адвокат лет шестидесяти пяти, и она никак не могла понять, почему он оказался в ее отеле и спрашивает ее. Но потом, очнувшись, поняла, что девушка имела в виду Нихила.

– Я спущусь, – сказала она, но тут же вспомнила, как ужасно выглядит.

– Собственно говоря, нет, может вы попросите его подняться? Или погодите, не сейчас. Попросите его подняться минут через десять – пятнадцать. Я только встала.

Она осеклась, сообразив, как глупо себя ведет.

Но девушка, казалось, поняла.

– Конечно, – сказала она, и на этот раз ее жизнерадостность не действовала Шуэте на нервы.

Перспектива встретиться с Нихилом через несколько минут мгновенно осветила ее день. Даже горло болело не так сильно. Она откинула одеяла, вошла в ванную, умылась, почистила зубы в рекордное время и поморщилась при виде своего отражения. Она выглядела просто жутко: волосы казались обвисшими и немытыми, веки распухли так, словно она неделю пила, щеки запали, губы потрескались, словом – душераздирающая картина.

Звонок прозвенел, прежде чем у нее появилась возможность сделать что-то большее, чем рас чесать волосы и связать в аккуратный, но безжизненно повисший хвост. Скорчив гримасу своему отражению в зеркале, она отправилась открывать.

– Только не нужно терять сознание от ужаса. Я проснулась десять минут назад, – объявила она Нихилу, но тут же увидела в его руках коробку конфет и цветы. – О-о-о, это для меня?

– Нет, я подумывал заглянуть с букетом в дом премьер-министра, – заявил Нихил, входя и закрывая за собой дверь. – Но если они тебе нравятся, можешь получить. – Выражение его лица смягчилось, когда он вгляделся в ее лицо. – Бедняжка! Ты похудела с тех пор, как мы в последний раз виделись, и твой голос звучит ужасно.

Шуэта скорчила гримасу.

– Спасибо, ты очень тактичен. Как ты оказался в Дели?

Нихил по-прежнему смотрел на нее в упор, и от его взгляда она смущенно покраснела.

– То есть я думала, что ты в Мумбаи. Ты сам сказал во время последнего разговора.

– Я был в Мумбаи, – согласился Нихил и, взяв у нее цветы, положил на стол. – Но подумал, что нужно проведать тебя. Я всегда рвался спасать девушек, попавших в беду. Особенно девушек в фиолетовых пижамах и с низким, хриплым мужским голосом.

– Хочешь сказать, с низким, грудным голосом, – поправила Шуэта, стараясь говорить спокойно. Мысль о том, что он изменил свои планы, чтобы навестить ее, была девушке необыкновенно приятна. Однако она была так смущена, что заговорила в делано-легкомысленном тоне.

– И эта пижама – последний вопль моды. Все знаменитости носят такие, даже днем.

Нихил серьезно кивнул.

– Особенно мне нравятся шлепанцы в тон, – сказал он, показывая на пушистые фиолетовые тапочки. – Только зеленая отделка немного портит общий вид.