Джорджетт Хейер - Воспитание чувств

Адресовав свой упрек его светлости, Джейсон вышел из комнаты, но уже через несколько минут вернулся с графином в одной руке и двумя винными бокалами – в другой, бесцеремонно сгрузив их на стол. Затем он удалился, однако в дверях обернулся и проинформировал достопочтенного Проспера, что в карманах у того, помимо злополучной табакерки, завалялось еще много всякого добра, так что если он желает, чтобы его не обобрали до нитки, то пусть припрячет свои желтяки [46]получше.

– На твоем месте, Шерри, я бы выставил его в два счета! – заявил Проспер.

– Он не доставляет мне хлопот, – коротко ответил виконт, протягивая дяде бокал вина.

– Да уж! Твои-то вещи он не крадет! – язвительно парировал Проспер. – А я как вспомню, сколько ценных вещичек увел у меня этот негодяй… Однако я пришел к тебе не для того, чтобы говорить об этом! Если ты не будешь очень осторожен, мой мальчик, то окажешься мало того что на мели, так еще и за решеткой! Какого дьявола тебе понадобилось в номере двенадцатом на Парк-Плейс? Юный глупец! В кости ему, видите ли, поиграть захотелось! Так можно и все состояние спустить за игорным столом!

– Вздор! – заявил в ответ Шерри и покраснел.

– Вздор, значит? Говорят, тебя часто видят с этим малым Ревесби. Это он привел тебя на Парк-Плейс?

– Ну и что, даже если и он?

– Так я и думал, – заявил Проспер, кивая головой. Отпив глоток вина, он словно бы мимоходом обронил: – Есть у меня сильное подозрение, что у них там подлитые кости [47].

Шерри во все глаза уставился на дядю.

– Это ложь! – заявил виконт. – Вы-то что об этом знаете?

Проспер иронично ухмыльнулся.

– Если кто-нибудь в этом городе и способен с закрытыми глазами определить, когда с ним играют нечестно, так это я! – сказал он. – А ты, небось, считаешь себя стреляным воробьем, а, Шерри? Так вот, позволь сообщить тебе, что это не так! – Допив остатки вина из бокала, он с трудом вылез из кресла. – В общем, я сказал тебе все, что хотел, – проворчал он. – Знаешь, почему Ревесби так и не стал членом «Вотьерза»? Потому что они прокатили его на выборах.

Разговор этот вызвал у Шерри нешуточное раздражение. А поскольку не прошло и десяти минут после ухода дяди, как появилась Геро, то он, естественно, передал ей суть беседы и пустился в долгие рассуждения о несусветной глупости людей, полагающих, будто черная полоса может продолжаться до бесконечности, высказав жене некоторые свои соображения относительно того, как следует вести себя, когда кости не желают выпадать правильно. Геро впитывала каждое слово супруга, будто истину в последней инстанции; но упоминание о визите мистера Стоука, состоявшемся в начале недели, вселило в нее определенную тревогу. Едва услышав язвительное описание цели визита этого господина, леди Шерингем тут же решила вернуть модистке то, что она пошила. А именно: два бальных платья, одну накидку для оперы и восхитительный туалет для променада – с присборенными рукавами и высоким воротником-стойкой; последний наряд полагалось носить с испанским жакетом, имеющим отвороты из тончайшей оранжевой шерсти и украшенным эполетами, а также опушкой из белого тисненого бархата.

Однако Шерри, которому Геро предложила эту жертву, пришел в ужас и запретил ей не то что претворять подобные идеи в жизнь, но даже просто думать о них, а затем дал ей совет по поводу больших расходов на хозяйственные нужды – быть экономнее. В конце он заявил, мол, не сомневается в том, что Грумбридж втихаря пьет их лучшее шампанское.

Итак, Геро пришлось собраться с духом и серьезно поговорить с главной кухаркой. Охватившее девушку смятение было столь велико, что миссис Грумбридж смотрела на нее с нескрываемым презрением, а отвечала так и вовсе с высокомерным пренебрежением. Но тут она допустила ошибку, поскольку ее хозяйка обладала вспыльчивым характером. Разговор, получив непредсказуемое направление, закончился неожиданным выдворением Грумбриджей с Хаф-Мун-стрит.

Поскольку хозяин дома в тот вечер устраивал холостяцкую вечеринку с друзьями, то не было ничего удивительного в том, что Бутль, Джейсон и толстяк-паж смотрели на свою госпожу с унынием и разочарованием, к которым, правда, примешивалось уважение. Но, даже учитывая, что кузина Джейн не утруждала себя обучением своей подопечной жизненным премудростям, науку ведения домашнего хозяйства она преподала ей в полном объеме. Пажа отправили с запиской к миледи Килби; в послании под предлогом головной боли миледи Шерингем сообщала: она не сможет присутствовать у той на приеме нынче вечером.

Высокомерная горничная с верхних этажей была потрясена, узнав, что ей предстоит помогать хозяйке на кухне; Бутль вежливо поклонился в ответ на просьбу принять на себя обязанности дворецкого; сама же Геро вторглась на просторы подвальных помещений, где ее появление испугало служанку настолько, что та уронила тарелку на каменный пол, да и в остальном до самого вечера от нее было мало толку. Однако подобное происшествие осталось незамеченным, поскольку Джейсон, посоветовав ей перестать распускать нюни, предложил свои услуги Геро, взамен потребовав лишь «занавеску для защиты собственной ливреи». Стоило честно́й компании уразуметь, что этот эвфемизм означает «передник», искомый предмет одежды был ему немедленно предоставлен, и грум продемонстрировал умение виртуозно обращаться не только с лошадьми, но также с кастрюлями и сковородками.

И лишь когда ужин близился к концу, виконт соизволил заметить, что ему прислуживает камердинер. Поскольку гости были представлены исключительно лордом Ротемом, достопочтенным Ферди Фейкенхемом да мистером Рингвудом, его светлость без колебаний потребовал, чтобы ему сообщили причину столь вопиющего отклонения от заведенного порядка вещей, высказав предположение, что Грумбридж опять валяется в стельку пьяный на полу в кладовой. Бутль, с явным неодобрением отнесшийся к подобному бесцеремонному поведению, отделался уклончивым ответом; но Джейсон, ожидавший, когда ему передадут очередное блюдо, которое он должен внести в столовую, просунул в дверь голову и провозгласил: поскольку Грумбриджи смазали пятки салом, ужин приготовила хозяйка, причем в отпадном стиле.

Переварив столь потрясающую информацию, вся компания немедленно отправилась в кухню. Шерри достало благоразумия прихватить с собой графин с вином, а Ферди приостановился лишь для того, чтобы спрятать свои часы в одной из ваз на каминной полке в столовой.

Геро была восхитительна, не подозревая о выбившихся из прически кудряхах, раскрасневшихся щечках и пятне сажи на носу; она смущенно приветствовала гостей. Приятели выпили за ее здоровье, съели все абрикосовые тарталетки, которые она приготовила, распробовали содержимое всех кувшинчиков и банок на огромном кухонном столе с полками, а потом дружным хором выразили сожаление, что счастливая мысль наведаться в кухню не пришла никому из них в голову раньше. После этого они умыкнули Геро с собой наверх, оставив слуг мыть посуду.