Хорхе Молист - Хранитель секретов Борджиа

Сидя в седле, он с высоты наблюдал за печальным шествием книготорговца и его жены, одетых в санбенито и высокие остроконечные колпаки, связанных веревкой, босых и с погасшей свечой в руках. Какое же удовольствие доставит ему вид его злейшего врага, корчащегося в языках пламени и слышащего предсмертные крики своей жены, к которым, вне всякого сомнения, присоединятся его собственные! А потом наступит тишина, и Фелип с наслаждением вдохнет аромат горелой плоти.

Жоан шел позади Анны, лаская взглядом ее спину. Несмотря на то что в тюрьме остригли ее длинные волосы, из-под колпака выбивалось несколько иссиня-черных локонов. Под грубым желтым санбенито с красными крестами он различал движение бедер своей супруги. Она похудела, но он все еще желал ее и представлял себе теперь уже невозможное счастье снова любить ее как женщину.

Через некоторое время они добрались до неприютного места под названием Эль Каньет, где возвышался каменный крест Ла Льякуна . Место для казней находилось недалеко от моря и было окружено огромными, заросшими тростником лужами, над которыми вились тучи москитов. Повсюду витал тошнотворный запах от разлагающегося городского мусора, сброшенного там. Около креста по обычаю возвели возвышение из нескольких ступеней, откуда должны были бросить в костер тела казненных. Место костра представляло собой дощатый настил, вокруг которого были разложены дрова, а в центре стояли два столба, к которым привяжут Жоана и Анну. Солдаты сложили около них принесенный ими хворост.

Процессия остановилась на сухой части болота – с противоположной морю стороны. Монахи-доминиканцы с опущенными на лицо капюшонами встали слева и продолжили нараспев читать свои молитвы, священнослужители и представители власти – в центре, а войска – справа. Впервые с того момента, как новая инквизиция развернула свою деятельность в Барселоне, публичное сожжение на костре совершалось при отсутствии публики, не считая разве что каких-нибудь крестьян из близлежащей деревни и солдат, переносивших хворост. Губернатору удалось запереть в городе как тех, кто был завсегдатаем подобных зрелищ, так и тех, кто подобно Элоям категорически выступал против казни.

– Анна, – позвал Жоан жену, как только шествие остановилось, – сама мысль о том, что вы будете мучиться в языках пламени, невыносима. Я в последний раз умоляю вас принять покаяние и вернуться в лоно Церкви. Может быть, нам будет оказана милость в виде удушения до того, как нас бросят в костер.

Она посмотрела на него выразительным взглядом.

– Я предпочитаю умереть достойно, Жоан. Мне очень жаль, но вы хорошо знаете меня. Кроме того, нас приговорили к сожжению живыми. Я думаю, что, даже если мы унизимся, нам все равно не предоставят эту милость. Вы хотите дать этому негодяю Фелипу возможность насладиться своим последним триумфом?

Жоан вздохнул и обнял ее. Он бесчисленное количество раз пытался переубедить жену во время их бесед в тюрьме через щель в стене. Это была последняя попытка. То, что их ждало, было чудовищно, но он тоже не хотел умолять о снисхождении своего врага.

Когда все было готово, инквизитор вместе с Фелипом подошел к осужденным, чтобы предоставить им последнюю возможность покаяться. Один за другим люди соглашались.

– Своими действиями мы не совершили никакого греха ни против Бога, ни против людей, – сказала им Анна, когда до нее дошла очередь, но чуть раньше, чем инквизитор успел предложить ей милость. – Наша совесть чиста.

– Именно так, – подтвердил Жоан. – Мы исповедуемся, но каяться не будем.

Епископ Тортосы посмотрел в глаза Жоану, потом перевел взгляд на Анну, однако ничего не сказал и ушел, чтобы дать указания судебному приставу. Фелип тоже ничего не сказал, но оглядел Жоана с высокомерной улыбкой. Книготорговец даже не изменился в лице: его перестал волновать этот тип.

Осужденные стояли перед кострищем. Одного за другим солдаты отводили в сторону, где их ждал священник, палач и его помощник, одетые во все черное и в масках, скрывавших лица. Священник в последний раз исповедовал осужденных, и они, покаявшись перед Церковью и получив прощение, становились чистыми перед инквизицией. Затем осужденные вставали на колени, палач снимал с их шеи толстую веревку, чтобы тут же надеть более тонкую, свернуть ее жгутом и изо всех сил сдавить. Человек падал, а палач продолжал свое дело, чтобы удостовериться в смерти жертвы. После этого безжизненное тело было готово для того, чтобы бросить его в огонь, и солдаты складывали их рядом с чучелами из пакли, которые олицетворяли тех, кому удалось бежать, в ожидании момента, когда костер достаточно разгорится и можно будет бросить их в огонь.

После исповеди Жоан и Анна посмотрели друг другу прямо в глаза. Жоан взялся рукой за веревку, которая все еще оставалась на ее шее: он должен был убить Анну прежде, чем их привяжут к столбу, когда уже будет поздно.

– Я не позволю, чтобы вы погибли в огне, Анна, – сказал он, и глаза его наполнились слезами. – Я должен это сделать – лишить вас жизни прямо сейчас.

– Не делайте этого, Жоан. – Она ласково смотрела на него, сдерживая рвавшееся наружу рыдание.

– Примите смерть из моих рук, и вы сможете избежать неимоверного страдания.

– Нет, Жоан. Я буду с вами до последнего вздоха. Не хочу оставлять вас одного.

Жоан посмотрел на нее с нежностью. Его ужасала мысль о том, что ждало его супругу, но он был не в состоянии ничего сделать против ее воли и знал, что, даже если бы она сама попросила его положить конец своей жизни, он не смог бы этого сделать. Они приговаривались к сожжению на костре.

– Бог мой, я не могу! – воскликнул он и выпустил веревку из рук, чтобы обнять жену. Слезы катились по его щекам. – Мне не хватает мужества. Простите меня.

– Я люблю вас, Жоан, – нежно произнесла Анна, наслаждаясь теплом его тела.

Это было их последнее объятие.

Монахи затянули Miserere mei, Deus – Помилуй мя, Господи , а супруги в это время мечтали о том, чтобы их объятие не прерывалось никогда. Но на самом деле оно было таким коротким! Солдаты силой оторвали их друг от друга, чтобы повести к костру. Супруги вынуждены были подчиниться, оказав лишь слабое сопротивление, и, выпрямившись, с гордо поднятой головой направились навстречу судьбе. Солдаты передали их в руки палача и его помощника, которые в свою очередь препроводили их на помост.

– Привяжите нас к одному и тому же столбу, прошу вас, – тихо сказал Жоан палачу.

Человек ничего не ответил, и книготорговец заметил странный блеск в его глазах, глядевших из-под маски. В этих глазах была смерть.

Этот тип собственными руками только что умертвил троих мужчин и четырех женщин, и хотя Жоан знал, что палач обладал некоторой свободой действий в отношении приведения приговора в исполнение, сомневался, что тот сжалится.