Уильям Моэм - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Сейчас же перестаньте, а то у вас останутся морщины, — заволновалась Сентябрина.

— Позволь полюбопытствовать, а где сейчас твоя домашняя певунья?

— Она в гостях у свекра, — ответила принцесса.

— А почему ты думаешь, что она явится назад?

— Да потому, что она возвращается всегда.

— Послушай доброго совета, милочка, — сказали ей сестрицы. — Нельзя так рисковать. Если тебе еще раз повезет и она все-таки вернется, запрячь-ка ее в клетку и держи. Только тогда ты можешь быть спокойна.

— Но я люблю, когда она летает в комнате.

— Важней всего спокойствие, — поправили ее сестрицы и, укоризненно покачивая головами, поднялись и вышли, оставив Сентябрину в состоянии смятения. Ей стало чудиться, что птички очень долго нет, и непонятно, где она и почему задерживается. А вдруг с ней что-нибудь случилось? Везде так много ястребов, силков и птицеловов и так легко попасть в беду. А может быть, она ее забыла и полюбила петь кому-нибудь другому? Ах, это было бы всего ужасней! Пусть бы она скорее возвратилась, чтоб можно было тотчас посадить ее в пустую клетку, которая как раз стояла наготове, — ее забыли фрейлины в покоях Сентябрины после смерти попугайчика.

И вдруг над самым ухом маленькой принцессы послышалось «туить-туить», и маленькая птичка опустилась на плечо, да так легко, что Сентябрина не заметила ее вначале.

— Я уж не знала, что и думать, — упрекнула певунью принцесса.

— То-то и оно! — ответила та. — Если б я не боялась тебя испугать, то осталась бы ночевать у свекра. Сегодня у него большое общество и, когда я улетала, праздник был в разгаре.

Ах, зря она это сказала! Лучше б ей этого не говорить! У Сентябрины прямо сердце оборвалось от страха. Нет, больше она не станет рисковать. Она протянула руку и крепко обхватила птичку. А та ничуть не испугалась — принцесса часто так ее брала. «Тук-тук», стучало в чашечке ладони птичкино сердечко, и Сентябрине это очень нравилось, да и пичуга радовалась, чувствуя тепло мягкой маленькой ручки. Певунья так привыкла к этому, что ничего не заподозрила, а только очень удивилась, когда принцесса поднесла ее к забытой фрейлинами клетке, сунула туда и быстро затворила дверцу. Вначале она даже клювик не могла открыть от изумления, потом подпрыгнула разок-другой, села на жердочку и спросила:

— Это что, шутка? Что тут смешного?

— Никакая не шутка, — ответила принцесса, — просто мне страшно за тебя. Боюсь, как бы тебя не утащила одна из матушкиных кошек, сегодня ночью они рыскают повсюду. Вот я и решила, что здесь ты будешь в безопасности.

— И зачем королеве столько кошек? — сердито проворчала птичка.

— Но это кошки не простые, а особые, голубоглазые, с изогнутым хвостом! К тому же при дворе положено держать сиамских кошек, это один из атрибутов королевской власти в нашем государстве, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Вот оно что! Но почему ты ничего не объяснила, а сразу засадила меня в клетку? Мне тут совсем не нравится.

— Я бы глаз не могла сомкнуть, если б тебе грозила опасность.

— Ну хорошо, разок я потерплю, но утром выпусти меня, пожалуйста.

Ей подали отличный ужин; поев, она запела, но в середине песни замолчала.

— Сама не знаю, что со мной сегодня, но что-то не поется.

— Ну ничего, иди-ка лучше спать, — утешила ее принцесса.

Маленькая птичка спрятала головку под крыло и тотчас задремала. Принцесса тоже удалилась почивать; на заре она проснулась оттого, что птичка громко запищала:

— Вставай скорее, выпусти меня отсюда! Мне нужно полетать как следует, пока не высохла роса.

— Оставайся-ка лучше там, где есть. У тебя чудесная золотая клетка, ее сделал лучший мастер в королевстве, моему отцу даже пришлось отрубить ему голову — уж очень ему понравилась работа, не мог же он допустить, чтоб у кого-нибудь еще была такая же!

— Ах, выпусти же, выпусти меня! — молила птичка.

— Кормить тебя будут трижды в день, готовить будут мои фрейлины собственноручно, к тому же тебе никто не помешает, ты сможешь петь, сколько душе угодно.

— Выпусти, выпусти меня скорее, — не слушала ее птичка и даже попыталась проскользнуть меж прутьями решетки, но ничего из этого не вышло, сами понимаете. Тогда она стала биться грудью о дверцу, но дверца, разумеется, не поддалась. В эту минуту восемь принцесс пришли проведать Сентябрину и стали наблюдать за птичкой. Они хвалили младшую сестру за то, что та вняла их мудрому совету. Пускай не огорчается — дня через три птичка привыкнет к клетке и даже позабудет, что жила на воле. При них птаха не издала ни звука, но как только они удалились, стала плакать:

— Выпусти, выпусти меня отсюда.

— Не будь глупышкой, — урезонивала ее Сентябрина. — Я посадила тебя в клетку из любви к тебе. Я лучше знаю, что тебе на пользу. Спой-ка мне что-нибудь — получишь сахарных крупинок.

Но птичка лишь прижалась к углу клетки, чтобы глядеть на голубое небо, и за весь день не спела ни единой нотки.

— Что ты все куксишься? — выговаривала Сентябрина. — Спой что-нибудь, все твои печали и развеются.

— Не могу, — ответила птичка. — Чтобы петь, мне нужно видеть небо, рисовое поле, деревья.

— Только-то? Тогда пойдем скорее на прогулку. — И с этими словами Сентябрина подхватила клетку и поспешила к озеру, вокруг которого росли раскидистые ивы. У канавки на краю рисового поля, такого большого, что не виден был другой его конец, она остановилась.

— Мы будем так гулять с тобою каждый день, — сказала принцесса. — Ведь я люблю тебя всем сердцем, я что угодно сделаю, лишь бы ты была счастлива.

— О нет, — грустно ответила птичка. — Деревья, озеро и поле становятся совсем другими, когда глядишь на них через решетку.

Что ж, ничего не поделаешь! Сентябрина отнесла птаху домой и хотела ее накормить, но та ни к чему не притронулась. Это немного испугало Сентябрину, и она стала спрашивать сестер, как быть.

— Не поддавайся, будь тверда, — убеждали ее восемь принцесс.

— Но если она перестанет есть, то умрет!

— И это будет черная неблагодарность! — воскликнули сестрицы и поджали губы. — Ведь ты заботишься не о себе — о ней, и, если она этого не понимает и упрямится, пусть умирает. Это послужит ей уроком. Ты от нее избавишься, и это будет хорошо.

Хотя Сентябрина и не поняла, что в этом хорошего, но ничего им не ответила — их было восемь, а она одна.

— Ну ничего, я думаю, к завтрашнему дню она привыкнет, — только и сказала она.

На следующее утро она, не вставая еще с постели, закричала веселым голосом:

— С добрым утром!

Никто не отозвался. Тогда она кубарем скатилась с кровати, подбежала к клетке и вскрикнула от испуга: ее маленькая птичка лежала на боку, распластав крылышки и закатив глазки; казалось, она мертва. Принцесса отворила дверцу и быстренько достала птаху. Какое счастье — сердечко еще трепетало! У Сентябрины вырвался вздох облегчения.