Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Нет, наверное, нет, — Оливер вынул из кармана свою чековую книжку и ручку. — Миссис Краун платила вам аккуратно каждую неделю?

— Да, — ответил Джеф.

— Но она еще не расплатилась с вами за эту неделю? — спросил Оливер, держа чековую книжку открытой.

— Нет, — сказал Джеф. — Минуточку, сэр.

— Сегодня пятница, — спокойно продолжал Оливер, — мы договаривались на тридцать долларов за семидневную рабочую неделю, правда? Так это будет пять седьмых от тридцати — ну, грубо говоря округлим до двадцати одного. Если вы не против, я выпишу чек. У меня сейчас мало наличности.

Джеф встал.

— Мне не нужны деньги, — сказал он.

Оливер поднял в удивлении брови.

— Почему? — спросил он. — Вы же брали деньги каждую неделю у миссис Краун, не так ли?

— Да. Но…

— Что случилось на этой неделе? — Оливер произносил слова размеренно и рассудительно. — Ну разве что эта неделя на два дня короче.

— Мне не нужны деньги, — настаивал Джеф.

Оливер упорно не желал понимать его.

— При таком положении вещей, — сказал он, — вы ведь не думаете, что вам следует оставаться здесь, не правда ли?

— Правда, — пробормотал Джеф так тихо, что Оливер едва расслышал его слова.

— Конечно нет, — по-отечески снисходительно подтвердил Оливер и протянул Джефу чек. — Вот, возьмите. Вы честно заработали их. Помню, я в вашем возрасте, всегда мог найти применение двадцати долларам. Не может быть, чтобы все так изменилось с тех пор.

Джеф печально посмотрел на чек в руке и направился к двери. Затем он повернулся:

— Наверное, я должен сказать, что я сожалею, что мне стыдно или что-то в этом роде. Наверное, вам так будет легче.

Оливер добродушно улыбнулся:

— Не обязательно, — сказал он.

— Но ничего подобного, — с вызовом бросил юноша. — Это самое лучшее, что у меня было в жизни.

Оливер кивнул.

— Так всегда бывает, — прокомментировал он. — В двадцать лет.

— Вам этого не понять, — без всякой связи с предыдущей мыслью сказал Джеф. — Вы не знаете ее.

— Может быть, — согласился Оливер.

— Она чистая, нежная. Вы не имеете права обвинять ее. Это все я. Это моя вина.

— Я и не собираюсь лишать вас каких-то заслуг, — угодливо ответил Оливер. — Но должен вам сказать, что когда тридцатипятилетняя женщина начинает путаться с двадцатилетним мальчишкой, его заслуга состоит не более чем в его присутствии.

— Вы… — с горечью в голосе начал Джеф, решительно нападая на стоящего перед ним мужчину. — Вы так уверены в себе. Вы все о себе знаете. Она говорила мне. Отсиживаетесь. Даете всем указания, кто что должен делать. Что думать. Люди работают на вас. Ваш ребенок. Ваша жена. Все должно быть по-вашему. Вы вежливы, холодны, беспощадны. Боже, даже сейчас вы не соизволите рассердиться. Вы приезжаете и узнаете, что я люблю вашу жену, и что же вы делаете? Вы выписываете чек. — Мелодраматичным жестом он скомкал чек и бросил его на пол.

Оливер не сменил своего вида заинтересованного изумления.

— Это один из аргументов, который часто доводится слышать в адрес сыновей богатых семей, — сказал он. — У них нет должного уважения к деньгам.

— Надеюсь, она уйдет от вас, — продолжал Джеф. — И если это произойдет, я женюсь на ней.

— Баннер, — Оливер подавил улыбку, — простите, что я так говорю, но вы ведете себя как последний дурак. Вы сентиментальны. Вы говорите слова, типа любовь, брак, нежность, чистота, и я понимаю почему, и даже восхищаюсь вами. Вы не хам, и хотите быть о себе высокого мнения. Хотите видеть себя страстным, исключительным. Ну, это довольно естественно, и я вас не могу винить — но должен вам сказать, что это не вяжется с фактами. — Что вы можете знать о фактах? — с горечью спросил Джеф.

— Вот что я знаю, — ответил Оливер. — Никакого романа у вас не было. Вы все это себе придумали. Вы придумали женщину, которой не существует, чувство, которого нет.

— Не говорите этого, — перебил Джеф.

— Будьте добры, дайте мне закончить, — Оливер махнул рукой. — Вы ухватились за нечто обыденное и незначительное и приукрасили все это розами и лунным светом. Вы приняли бессовестность по-детски глупой женщины за страсть, и в результате вы пострадаете от этого больше всех.

— Если вы о ней именно такого мнения, — Джеф почти заикался от злости и смущения, — вы не имеете права вообще говорить о ней. Вы ее не уважаете, не любите ее, не восхищаетесь.

Оливер вздохнул.

— Когда вы подрастете, — ответил он, — вы поймете, что любовь очень часто не имеет ничего общего с уважением и восхищением. В любом случае, я не затем проехал столько километров, чтобы поговорить о себе. Джеф, продолжал он, — позвольте мне попросить вас сделать нечто действительно непостижимое — посмотреть на реальность, какая она есть на самом деле. Посмотрите на это лето. На все эти отели. На эти картонные дворцы с тонкими стенками и паршивым танцевальным ансамблем, с картинными озерами и ленивыми, безмозглыми отдыхающими здесь женщинами, которые расстаются со своими мужьями на все эти жаркие месяцы. Они валяются на солнце весь день напролет, скучающие, беспокойные, пьющие слишком много виски, шатающиеся в поисках приключений с проезжими комивояжерами, с официантами, тренерами, музыкантами и студентами. Это целое племя дешевых доступных самцов, что и является их основным качеством. Это да еще то, что они бесследно исчезают, при наступлении зимних холодов. Между прочим, — беззаботно добавил Оливер, — вы говорили с миссис Краун на тему замужества?

— Да, говорил.

— И что она сказала?

— Она рассмеялась, — признал Джеф.

— Разумеется, — Оливер старался говорить как можно более дружелюбно и сочувственно. — Со мной было то же самое, как раз когда мне только исполнилось двадцать. Только это произошло на пароходе, во время путешествия во Францию. И все было значительно романтичнее, чем у вас… — И он махнул рукой в сторону коттеджа, озера, леса. — Пароходы были уже таким же как сегодня, а Франция была послевоенной Францией. И даме моей хватило ума оставить детей дома, так как она была намного искушеннее миссис Краун. Это было чистое безумие. Была даже двухнедельная поездка в Италию в смежных каютах старого «Шаплена», и я делал ей признания на корме судна на обратном пути в Америку, наверняка, вы говорили то же самое этими лунными ночами. Но нам повезло больше. Муж так ничего и не узнал. Он появился только когда мы причалили. И все равно, — Оливер задумчиво рассмеялся: — Ей потребовалось только несколько часов, потраченных на багаж и таможню, чтобы начисто забыть мое имя.

— Зачем вы все так уродуете? — сказал Джеф. — Вам так легче?

— Я не уродую, — поправил Оливер, — просто называю вещи своими именами. Это приятно — я имею в виду то лето в Европе, которое украшает мои воспоминания — но все равно все было как это обычно бывает. Не расстраивайтесь, потому что в определенном возрасте вы поймете, что пережили то, что уже проходили сотни молодых людей до вас. — Он склонился и поднял с пола скомканный чек. — Вы уверены, что чек вам не нужен? — Он протянул бумажку юноше.