Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Пытаясь определить, каков же из себя вор (я уже так стал называть его), я примерил некоторые его вещи. Надел рубашку. Воротничок вполне по моей шее, сорок второго размера. Рукава сантиметра на два короче моих. Но мыслимо ли придумать какой-либо благовидный предлог, чтобы проверять этой зимой размеры шеи и рук у каждого встречного американца? Были еще две пары хороших ботинок сорокового размера, одни черные, другие коричневые. Совершенно мне по ноге.

Его спортивная куртка также подходила мне, хотя и была немного широка в талии. Однако нельзя было предположить, что ее носил человек средних лет с уже отвислым животом. Наоборот, казалось, что она на хорошего лыжника в отличной форме, независимо от возраста. Его брюки были мне коротковаты, он, очевидно, был несколько ниже ростом. Во всяком случае, в моих поисках мне не следовало обращать внимания на высоких, толстяков и карликов.

Если вор окажется бережливым, подумал я, и наденет то, что нашел в моем чемодане, то уж по своему костюму я его сразу опознаю при встрече. Я ухватился за эту соломинку, но тут же понял, что, имея семьдесят тысяч в кармане, он, наверное, оденется у лучших европейских портных. Мысль об этом причинила мне такую же боль, как ревнивому мужу, представившему свою красавицу жену в объятиях другого мужчины. С грустью осознал я, что словно брачными узами привязан к бывшим у меня сотенным бумажкам.

А пока что у меня при себе осталось пять тысяч долларов. С ними можно попытаться найти того человека, которому мои семьдесят тысяч буквально свалились с неба.

Уложив его вещи обратно в чемодан в том же порядке, как они лежали, я мог по крайней мере утешаться тем, что мне не придется тратиться на покупку одежды взамен той, что была в моем чемодане. Бог дал. Бог и взял. Было бы значительно хуже, если бы в чемодане оказались женские вещи.

Я расплатился в отеле, поехал на цюрихский вокзал и купил билет первого класса в Сан-Мориц. В самолете я разговорился с сидевшей рядом семейной парой, которая сообщила мне, что едет на лыжный курорт в Сан-Мориц. Они не назвались и не сказали, где собираются остановиться. От них можно было получить кое-какие полезные сведения, но отыскать их теперь было трудно. Однако надо же было с чего-то начать. Цюрих стал мне просто противен: все два дня, что я пробыл в нем, лил дождь.

В полутора часах езды от Цюриха я пересел в поезд узкоколейки, который шел на Энгедин. Пройдя по вагону первого класса, я отыскал свободное купе и расположился в нем со своими вещами. Атмосфера в этом поезде отличалась от той, что была в экспрессе, которым я выехал из Цюриха. Там были солидные деловые люди, уткнувшие нос в финансовые сводки газет «Нойе Цюрихер цайтунг», а в этом маленьком, прямо-таки игрушечном поезде, подвозившем на альпийские курорты, было полно молодых людей (многие в лыжных костюмах) и хорошеньких женщин в дорогих мехах, с соответствующей свитой. Царило праздничное настроение, которого я вовсе не разделял. Мне хотелось побыть одному и собраться с мыслями, и я закрыл дверь в купе, чтобы никто не подсел.

Однако перед самым отправлением какой-то мужчина отворил дверь и довольно вежливо спросил по-английски, заняты ли места в купе.

— Как будто нет, — сухо ответил я.

— Милая, иди сюда, — крикнул он в коридор. Вслед за этим в купе вошла сдобная блондинка, значительно моложе своего спутника, в леопардовой шубе и такой же шапке. Я сразу же пожалел об участи бедных животных, которым грозит уничтожение. В руках у нее была красивая, украшенная драгоценностями сумочка, и от нее сильно пахло мускусными духами. Большое бриллиантовое кольцо сверкало у нее на пальце рядом с обручальным. Если бы наш мир был получше организован, то один лишь вид ее должен был вызвать бунт носильщиков и всех других рабочих в прилегающих к станции кварталах. В Швейцарии, однако, это немыслимо.

У ее благоверного не было с собой ничего, кроме журналов и газет «Интернешнл геральд трибюн» под мышкой. Он бросил их на сиденье напротив меня и помог ей раздеться. Вешая шубу на плечики, он краем задел мое лицо, и меня обдало сильным запахом духов.

— Ох, извините, — сказала блондинка.

— Ничего, пожалуйста, — угрюмо улыбнулся я.

Она вознаградила меня улыбкой. Ей было лет двадцать восемь, и пока еще у нее были основания считать свою улыбку наградой. Я был уверен, что она не первая жена своего мужа, может быть, даже и не вторая. Мне она сразу не понравилась.

Муж тоже разделся, но фуляровый шарф не снял. Усевшись, он вытащил из кармана сигарочницу.

— Билл! — укоризненно воскликнула блондинка.

— Я на отдыхе, милая. Позволь мне покейфовать.

— Надеюсь, вы не возражаете, если муж закурит.

— Вовсе нет, — подтвердил я, довольный хотя бы тем, что это устранит одуряющий запах ее духов.

Муж протянул мне сигарочницу.

— Благодарю, я не курю, — солгал я.

Маленькими ножницами он обрезал кончик сигары. У него было багровое мясистое лицо с тяжелой челюстью, холодные голубые глаза и толстые грубые пальцы с маникюром. Ему было далеко за сорок. Мне не хотелось бы работать у него или быть его сыном.

— Настоящая гавана, — похвастал он. — Дома у нас теперь такую не купишь. Но Швейцария, слава Богу, ладит с Кастро. — Вынув золотую зажигалку, он закурил сигару и откинулся назад, с удовольствием пуская клубы дыма.

Я уныло поглядел в окно на покрытую снегом сельскую местность. Еще недавно я тоже собирался легко и приятно провести здесь время. Мне вдруг захотелось выйти на первой же станции и вернуться домой. Но где теперь мой дом?

Поезд вошел в туннель, и в купе стало совершенно темно. Мне было приятно в темноте. Я вспомнил о своей ночной службе и решил, что темнота — существенная часть моей жизни.

Выйдя из туннеля, мы поднимались все выше в горы, выбираясь из серого тумана, висевшего над швейцарской равниной. Муж дремал, склонив набок голову, его потухшая сигара лежала на пепельнице. Жена с увлечением читала юмористические страницы «Геральд трибюн». Выглядела она глупо: губы поджаты, глаза по-детски блестят из-под леопардовой шапки. Неужели, подумал я, это то, что деньги могли бы дать мне?

Почувствовав, что я смотрю на нее, она подняла глаза, кокетливо хихикнув:

— Обожаю смешное.

Нелепо улыбнувшись, я бросил взгляд на ее бриллиант, заработанный, без сомнения, законным замужеством. Она присматривалась ко мне искоса — похоже, она никому не глядела прямо в глаза.

— Где-то я вас уже видела, верно?

— Вполне возможно.

— Вы в среду летели самолетом? С лыжным клубом?

— Да, летел.

— Вот видите. Но я убеждена, что видела вас и прежде. Быть может, в Солнечной Долине?

— Никогда не был там.

— О, это удивительное место для лыжников. Там каждый год встречаешь одних и тех же людей со всех концов света.