Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Вы говорили со мной больше десяти минут, так что это не предлог. Если забыли, то я хорошо помню, как мы вместе мчались на том опасном спуске в Вермонте.

— Наш разговор становится прямо-таки смешным, — сказал я как только мог веско и твердо. — И мне стыдно за вас и за себя.

— Ничего нет смешного в любви.

— Любви?! — возмутился я.

— Да, уже три года, как я люблю вас, — дрожащим голосом произнесла она, в глазах у нее заблестели слезы. — И вот теперь, когда я снова встретила вас… Но вы, видно, уже и стары, и истрепанны, чтобы верить в любовь.

— Ничего подобного, — сказал я. — У меня свои правила поведения. И потому я не связываюсь с глупыми девчонками, которые вешаются мне на шею.

— Вы оскорбляете мои чувства, — заплакала она. — Вот уж не ожидала, что вы так отнесетесь ко мне.

— Меня выводят из себя ваши дурачества.

— Будет хуже, если я начну кричать во весь голос. Сбегутся люди, и я скажу, что вы пытались меня изнасиловать.

— Не будь подлой, девочка, — сказал я, с угрожающим видом встав со своего места. — К вашему сведению, я вошел сюда не один. И мы оба застали вас голой на постели. Так что вам придется с позором уехать из города.

— Я все равно уеду отсюда. А позор вам, что вы так обращаетесь со мной.

Я попробовал переменить тактику.

— Диди, детка… — начал я.

— Не называйте меня деткой. Я не ребенок.

— Хорошо, не буду, — ласково улыбнулся я. — Хотите, чтобы я остался вашим другом?

— Хочу, чтоб вы полюбили меня. Другие добиваются, а почему я не могу? — слезливо запричитала она.

Я дал ей носовой платок, чтобы она вытерла слезы и заодно высморкалась. И удержался от нравоучения, что в мои годы она поймет: не все совершается по капризу.

— Вы же сегодня утром на горе поцеловали меня, — воскликнула она. — Почему?

— Поцелуи бывают разные, — наставительно сказал я. — Извините, если вы не поняли.

Внезапно она сбросила с себя пальто, села на кровати и протянула ко мне руки.

— Ну, поцелуйте еще раз.

Невольно отступив назад, я сказал как можно строже:

— Я ухожу, но если к моему возвращению вы еще будете здесь, я позвоню в вашу школу, чтобы пришли и забрали вас.

— Трус! — крикнула она. — Трус, жалкий трус! — с издевкой повторяла она.

Когда я вышел, захлопнув за собой дверь, она все еще продолжала что-то выкрикивать.

Я спустился в бар, чтобы немного выпить и прийти в себя. К счастью, кругом не было ни одного знакомого лица, и я сидел в тускло освещенном баре, уставившись на свой стакан. Размышлял о том, что в последнее время поддавался без разбору тому, во что жизнь случайно вовлекала меня: футляр с деньгами в «Святом Августине», ночи с Эвелин в Вашингтоне и с Лили во Флоренции, необычные предложения человека, неожиданно ставшего моим компаньоном, после того как я стукнул его лампой по голове, манипуляции со скаковой лошадью, финансирование грязного французского фильма, спекуляция на золоте и соевых бобах, согласие на приезд Юнис, покупка земли в Швейцарии, наконец, половинное участие в картежной игре с богатым и мстительным американцем.

Однако должны же быть границы дозволенного! И Диди Вейлс была той границей, которую я не мог переступить, воспользовавшись слабостью капризной несчастной девочки. А как поступил бы в подобном случае Фабиан? Наверное, хихикнул благодушно: «Какой очаровательный визит!» — и залез в постель. Не сомневаюсь в этом.

Мне стало совсем плохо, когда я вспомнил о Юнис, с которой увижусь утром за завтраком. Юнис. Господи, вдруг, попивая кофе или апельсиновый сок, она начнет рассказывать Лили и Фабиану: «Поразительный случай — вчера вечером мы с милым другом заглянули к нему в номер…»

Допив виски, я поднялся, чтобы уйти, но неожиданно в бар вошла Лили в сопровождении трех мужчин огромного роста, каждый не меньше двух метров. Я заметил, что с одним из них она танцевала на вечере. Увидев меня, Лили остановилась.

— Мне показалось, что вы ушли с моей сестрой, — сказала она.

— Да, мы ушли вместе.

— А теперь вы один?

— Как видите.

Она покачала головой. В глазах у нее сверкнул веселый огонек.

— Странный вы человек, — пожав плечами, сказала она. — Не хотите ли присоединиться к нам?

— Ростом не вышел.

Трое мужчин так громко заржали, что за стойкой бара зазвенели стаканы.

— Майлса видели? — спросила Лили.

— Нет.

— Он обещал зайти в бар после двенадцати, — недовольно произнесла она. — Но, вероятно, так поглощен тем, чтобы раздеть до нитки этого отчаянного дурачка Слоуна, что забыл обо всем на свете. Как вам понравился сегодняшний вечер?

— Потрясающе.

— Было почти совсем как в Техасе, — как-то двусмысленно заметила она. — Что будем пить, ребятки? — обратилась она к своим провожатым.

— Шампанское, — ответил самый высокий и, пошатываясь, зашагал к стойке бара.

Попрощавшись с ними, я через несколько минут оказался у дверей Юнис. Прислушался, но изнутри не доносилось ни звука. Непонятно, что я ожидал услышать. Рыдания? Смех? Шумное веселье? Я постучал в дверь, подождал немного и опять постучал.

Дверь приоткрылась, на пороге стояла Юнис в кружевном пеньюаре.

— А, это вы, — безразличным тоном произнесла она.

— Можно мне войти?

— Если хотите. — Она пошире приоткрыла дверь, и я вошел. Ее платья были в беспорядке разбросаны по всей комнате. Окно полуоткрыто, и по комнате гулял холодный альпийский ветерок. Я невольно поежился.

— Вы не простудитесь?

— Не забывайте, что я англичанка, — ответила она, но окно закрыла. И молча поглядела на меня. Полненькая, в кружевах, в туфлях на босу ногу.

— Могу я сесть?

— Садитесь, если хотите. — Она указала на стул. — Уберите только вещи оттуда.

Я снял со стула шелковое платье — в нем она была на вечере, и мне показалось, что оно еще сохранило тепло ее тела, — и положил его на небольшой письменный стол. Потом сел, а она улеглась на постели, опершись локтем на гору подушек. Пеньюар при этом распахнулся, обнажив ее ноги. Они были такие же длинные, как и у сестры, но несколько полнее. Стройненькая, подумал я. В комнате стоял легкий аромат духов. Она, видно, перед сном протирала лицо, и оно блестело в свете лампы у изголовья кровати.

Меня грызла досада.

— Юнис, я пришел объяснить, — начал я.

— Нечего объяснять. Перепутали свидания — вот и все.

— Неужели вы думаете, что я позвал к себе эту девочку?

— Мне незачем и думать. Она лежала в вашей постели. И вовсе уж не девочка. Вполне пригодная, я бы сказала, — как-то вяло и утомленно проговорила она. — Одна из нас была лишней. И я ушла.

— Сегодня, когда наконец мы…

— И у меня было такое же ощущение, — криво усмехнулась она.

— Мне давно следовало быть посмелее, — беспомощно махнул я рукой. — Но мы всегда были вместе с Майлсом и вашей сестрой.