Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

В отеле «Пеликано» было свободно, мне отвели светлую просторную комнату, из окон открывался чудесный вид на море. Попросив девушку в конторе позвонить домой Квадрочелли, я узнал, что его ожидают завтра утром. На всякий случай я предупредил, что все время буду в отеле.

На следующее утро, после игры в теннис с пожилыми англичанами, я сидел на террасе, когда появилась девушка из конторы вместе с небольшого роста смуглым мужчиной, на котором были поношенные плисовые штаны и темно-синий матросский свитер. Это оказался dottore Квадрочелли.

Я поднялся, мы пожали друг другу руки. Его рука была по-рабочему твердая и шершавая. Загорелый, крепко сбитый, он походил на крестьянина — черноволосого, черноглазого, веселого и жизнерадостного. У глаз была частая сетка морщинок, словно большую часть своей жизни он постоянно смеялся. На вид ему было лет сорок пять.

— Приветствую вас, мой дорогой друг, — оживленно заговорил он. — Садитесь, садитесь. Радуйтесь прекрасному утру. Как вам нравится этот великолепный вид на море? — Он спросил таким тоном, будто и скалистое побережье полуострова Арджентарио, и освещенное солнцем море, и видневшийся вдали остров Джаннутри были его личными владениями. — Могу ли я предложить выпить? — спросил он, когда мы оба уселись.

— Нет, благодарю. Еще рано, с утра не пью.

— О, замечательно, — воскликнул он. — Вы подаете мне хороший пример. — Говорил он по-английски быстро и почти без акцента, а так как мысли в его голове, как видно, набегали одна на другую, то и слова произносились торопливой скороговоркой. — А как поживает очаровательный Майлс Фабиан? Очень жаль, что он не смог приехать с вами. Моя жена в отчаянии. Она безнадежно влюблена в него. И три мои дочки тоже, — весело рассмеялся он. Рот у него был маленький, губы сложены бантиком, почти совсем как у девочки, но смеялся он по-мужски громко и раскатисто. — Ах, его жизнь, должно быть, полна любовных историй! И к тому же он все еще не женат. Мудро, очень мудро. Наш друг Майлс Фабиан дальновиден, как философ. Вы согласны?

— Я его еще мало знаю. Мы лишь недавно познакомились.

— Годы только на пользу ему. Сравните его с остальными бедными смертными, — снова рассмеялся он. — А вы приехали один?

Я кивнул. Квадрочелли скорчил печальную гримасу.

— Жаль вас. В таком чудном месте… — Он широко раскинул руки, как бы прославляя все вокруг. — Вы что, не женаты?

Я подтвердил, что не женат.

— Вот я познакомлю вас с моими дочками. Одна — писаная красавица. Поверьте, даже если это говорит отец, который души в ней не чает. Две другие — с характером. Но, как говорится, каждая душа по-своему хороша. И я отношусь к ним одинаково. Знаете, когда Майлс говорил со мной по телефону из Гштада, он очень хорошо отзывался о вас. Называл вас своим лучшим компаньоном. Говорил, что вы умны и честны. Качества, которые в наши дни не так часто встретишь в человеке. То же самое я бы сказал и о самом Майлсе.

Я не счел нужным умерить пыл своего нового знакомого, заметив, что он очень щедр в своих суждениях обо мне.

— Как же вы познакомились с Майлсом? — продолжал свои расспросы Квадрочелли.

— Летели вместе на самолете из Нью-Йорка, — коротко объяснил я, стремясь избавиться от дальнейших расспросов.

— И судьба вас случайно столкнула? — щелкнул пальцами Квадрочелли.

Вернее сказать — одарила, подумал я, вспомнив лампу, которую разбил о голову Фабиана.

— Что-то вроде этого, — кивнул я.

— Товарищества, подобно бракам, тоже заключаются на небесах. По их воле, — глубокомысленно изрек Квадрочелли. — Скажите, мистер Граймс, вы разбираетесь в вине?

— Нисколько. До приезда в Европу я вообще едва ли когда пил вино. Предпочитал пиво.

— Ну, это уж не столь важно. У Майлса вкус за нас троих. То был особенный день, когда Майлс почтил мое вино, заявив, что собирается продавать его и на бутылках поставить мое имя. И если американец станет требовать: «Подайте-ка мне бутылку кьянти Квадрочелли», — не скрою, мне это будет приятно. Человек я не тщеславный, но все же и не без этого. Заверяю вас, что мое вино натуральное. Без всяких примесей, не крепленое. Ах, чего только не делают с вином у нас в Италии… Добавляют и бычью кровь, и всякие химикалии. Я стыжусь за свою страну.

Что с вином, то и с нашей политикой. Вконец испорченная. Обесцененная, как наша лира. Мы же будем смотреть всем прямо в лицо, никого не обманывая. И разбогатеем на моем вине. Здорово разбогатеем, мой дорогой друг. После завтрака я покажу вам сделанные мной подсчеты. Завтракать прошу со мной и моей женой.

— Благодарю, — поклонился я.

— Мое вино, — не унимался Квадрочелли, — это то немногое, что наше идиотское правительство не в силах испортить. В Милане у меня печатное дело. Вы и представить себе не можете, как трудно сейчас сводить концы с концами. Налоги, забастовки, бюрократизм. Да еще вдобавок взрывы бомб. — Лицо у него помрачнело. — Dolce Italia [102] Милая Италия ( ит. ). . На моем предприятии в Милане мне приходится держать круглосуточную вооруженную охрану. Для некоторых из своих друзей-социалистов я по себестоимости печатаю безвредные брошюры, и мне постоянно угрожают за это. Не верьте, мистер Граймс, когда вам говорят, что Муссолини нет. В 1928 году мой отец бежал в Англию. Единственное утешение, что благодаря этому я выучился вашему прекрасному языку. Но не буду удивлен, если и мне придется бежать. От правых, от левых — от всего. — Он нетерпеливо махнул рукой, как если бы осуждал себя за излишне откровенный пессимизм. — Ах, не принимайте слишком всерьез все, что я говорю. Я бросаюсь из одной крайности в другую. Мы — южане, и все в нашей семье сразу и плачут, и смеются. — И он раскатисто рассмеялся, демонстрируя одну из особенностей их семьи. — Однако мы встретились, чтобы поговорить о вине, а не о нашей сумасшедшей политике. Вино вечно. И ни политикам, ни бандитам не заглушить выращивание винограда. И его брожение в чанах идет себе без всяких забастовок. Вы и Майлс выбрали у нас самый основательный бизнес. И не слишком рискованный. Майлс сказал мне по телефону, что кто-то умер.

Я уже смекнул, что надо держать ухо востро, поскольку мистер Квадрочелли имел склонность внезапно переходить на совершенно другую тему.

— Один наш общий друг, — ответил я.

— Надеюсь, это было не слишком тяжело?

— Не слишком, — сказал я.

— Увы, — вздохнул он. — Все мы смертны.

Он обхватил себя руками, словно желая удостовериться, что все на месте.

— Давайте поговорим о более приятных вещах. Вам уже приходилось бывать в Италии?

— Нет, — ответил я, решив не упоминать о поездке во Флоренцию, когда я охотился за Фабианом.

— Тогда я буду вашим гидом. Наша страна удивительна, полна сюрпризов. Некоторые из них даже приятные. — Он засмеялся, для него, видимо, было обычным радоваться собственным шуткам. Мне начал нравиться этот человек — его живость, крепкое здоровье и несколько избыточная откровенность. — Мы уже больше не великая страна, а наследники былого величия. Убогие сторожа того, что понемногу распадается от времени. Я отвезу вас в мой дом под Флоренцией. Посмотрите своими глазами мои виноградники, попробуете на месте ваше будущее вино. А оперу вы любите?