Джек Лондон - Смок Беллью. Смок и Малыш

Смок только фыркнул и постучал в дверь следующей хижины.

– Наверно, и тут то же самое, – сказал он. – Входи. Надо разобраться как следует.

– Что вам нужно? – резко спросил женский голос.

– Видеть вас, – ответил Смок.

– Кто вы такие?

– Два доктора из Доусона! – выпалил Малыш и тут же за свое легкомыслие получил от Смока тумак под ребра.

– Никакие доктора нам не нужны, – наотрез заявила женщина, голос ее прервался от боли и злости. – Уходите. До свидания. Мы в докторов не верим.

Смок отодвинул щеколду, толкнул дверь, вошел и вывернул фитиль в слабо горевшей керосиновой лампе. Четыре женщины, лежавшие на койках, перестали стонать и охать и уставились на непрошеных гостей. Две женщины были молодые, с исхудалыми лицами, третья – пожилая и очень полная, четвертая, которую Смок сразу признал по голосу, была до того худа, что он не поверил своим глазам, – таких живых скелетов он еще не видывал. Он сразу понял, что это и есть Лора Сибли, известная пророчица и ясновидящая, затеявшая в Лос-Анджелесе экспедицию; она-то и привела их всех сюда, на Нордбеску, в этот лагерь смерти. Разговор получился весьма недружелюбный. Лора Сибли не признавала докторов. И в придачу ко всем своим испытаниям она почти утратила веру в самое себя.

– Почему вы не послали за помощью? – спросил Смок, когда она умолкла, утомленная, задохнувшись после первой же своей гневной тирады. – Есть большой лагерь на реке Стюарт, и до Доусона всего восемнадцать дней пути.

– А почему Эймос Уэнтворт не пошел? – крикнула она с истерической злостью.

– Я не знаком с этим джентльменом, – ответил Смок. – Чем он занимается?

– Ничем. Но он один из всех нас не заболел цингой. А почему не заболел? Я могу вам сказать. Нет, не скажу… – И она плотно сжала тонкие губы; она была худа до прозрачности. Смоку даже казалось, будто сквозь кожу видны ее зубы до самых корней. – Да если бы он и пошел, что толку? Я же знаю. Я не дура. Наши кладовые полны всяких фруктовых соков и консервированных овощей. Ни один лагерь во всей Аляске не вооружен так, как мы, для борьбы с цингой. У нас есть всякие овощи, фрукты, орехи, какие только изготовляются в сушеном виде и в консервах, и всего этого сколько угодно.

– Вот ты и попался, Смок! – с торжеством воскликнул Малыш. – Тут тоже факт, а не теория. Говоришь, лечение овощами? Вот они, овощи, а как же насчет лечения?

– Не понимаю, в чем дело, – признался Смок. – И ведь во всей Аляске другого такого лагеря не найти. Видал я цингу – попадались два-три случая то тут, то там, – но никогда не видел, чтобы целый лагерь был охвачен цингой, да еще такой свирепой. Ничего нельзя понять, Малыш. Мы должны для них сделать все, что можно, но сперва надо позаботиться о ночлеге и о собаках. Мы навестим вас утром, э-э… миссис Сибли.

– Мисс Сибли, – оскорбленно поправила она. – И вот что, молодой человек: если вы сунетесь сюда с вашими дурацкими лекарствами, я всажу в вас хороший заряд дроби.

– Ну и ведьма же эта пророчица! – смеялся Смок, когда они ощупью пробирались в темноте к пустующей хижине рядом с той, откуда они начали свой обход.

Видно было, что здесь до недавнего времени жили два человека, и друзья невольно спрашивали себя, не те ли самоубийцы, которых они нашли на дороге. Они осмотрели кладовую и обнаружили великое множество всяческих припасов – в банках, в порошке, консервированных, сушеных, сгущенных.

– Как же, спрашивается, они ухитрились заполучить цингу? – воскликнул Малыш, широким жестом указывая на пакетики с яичным порошком и итальянскими грибами. – Ты погляди! Только погляди! – Он потрясал банками с томатом, с кукурузой и фаршированными маслинами. – И сама приводчица тоже подхватила цингу. Как это понимать?

– Пророчица, – поправил Смок.

– Приводчица, – упрямо повторил Малыш. – Кто их привел в эту дыру, не она, что ли?

На другое утро, когда было уже светло, Смок столкнулся на улице с человеком, тащившим тяжело груженные сучьями и хворостом сани. Низенький, опрятный и подвижной, этот человек шагал бодро, быстро, хотя сани были тяжелые. Смок тотчас проникся неприязнью к нему.

– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, – ответил низенький.

– Знаю, – сказал Смок. – Потому и спрашиваю. Вы Эймос Уэнтворт. Любопытно, как это получилось, что вы один из всех не заболели цингой?

– Потому что я не лежал на боку, – быстро ответил тот. – Они бы тоже не заболели, если бы не сидели взаперти и хоть что-нибудь делали. А они чем занимались? Ворчали, и жаловались, и ругали холод, долгую ночь, тяжелую жизнь, работу, болезни и все на свете. Они валялись в постели, пока не распухли так, что уже не могут подняться, вот и все. Посмотрите на меня. Я работал. Войдите ко мне в хижину.

Смок последовал за ним.

– Поглядите вокруг. Дом как игрушечка, а? То-то! Чистота, порядок. Я бы и опилки со стружками вымел, да они нужны для тепла. Но они у меня чистые. А поглядели бы вы, что у других на полу делается. Прямо как в хлеву. Я еще ни разу не ел с немытой тарелки. Нет, сэр. А для этого надо работать, и я работал – и не заболел цингой. Намотайте себе это на ус.

– Вы попали в самую точку, – признался Смок. – Но тут у вас, я вижу, только одна койка. Почему это вы в грустном одиночестве?

– Потому что мне так больше нравится. Проще убирать за одним, чем за двумя, только и всего. Тут все лодыри и лежебоки. Неужели я стал бы терпеть такого в доме? Не диво, что у них началась цинга.

Все это звучало очень убедительно, но Смок не мог преодолеть неприязни к собеседнику.

– А почему Лора Сибли так на вас сердита? – спросил он вдруг.

Эймос Уэнтворт быстро взглянул на Смока.

– Лора Сибли чудачка, – ответил он. – Все мы чудаки, если хотите знать. Но избави меня Боже от чудака, который тарелки за собой не вымоет, а они все такие.

Несколько минут спустя Смок разговаривал с Лорой Сибли. Опираясь на палки, она проковыляла мимо его хижины и остановилась передохнуть.

– Почему это вы так сердиты на Уэнтворта? – вдруг спросил он ни с того ни с сего.

Этот внезапный вопрос застал ее врасплох. Зеленые глаза ее вспыхнули, худое, изнуренное лицо исказилось от бешенства, распухшие, почерневшие губы кривились, готовые произнести самые резкие, необдуманные слова. Но только какие-то бессвязные, нечленораздельные звуки сорвались с этих губ, и тотчас страшным усилием воли Лора Сибли овладела собой.

– Потому что он здоров, – задыхаясь, выговорила она. – Потому что у него нет цинги. Потому что он думает только о себе. Он пальцем не шевельнет, чтоб кому-нибудь помочь. Бросил нас гнить заживо, и мы гнием заживо, а он хоть бы раз принес нам ведро воды, вязанку хвороста! Такой негодяй! Но он еще дождется! Да, да! Он еще дождется!