Ирвин Шоу - Солнечные берега реки Леты (сборник)

Беддоуз уже успел жениться и развестись и полагал, что повторять эксперимент не стоит, во всяком случае, пока. Жены имеют обыкновение рожать детей, дуться, напиваться или заводить других мужчин, когда их мужьям по долгу службы приходится проводить по три или четыре месяца на другом конце земли.

Этим Кристина его удивила. Раньше ее не отличала тяга к семейной жизни. Он неплохо знал ее, пусть и сошлись они только в последнее время, – они познакомились довольно давно, когда она приехала из Штатов четыре года назад. Какое-то время снималась в рекламных объявлениях, и дела у нее шли неплохо, пусть ей и не нравились картинные позы и глупые сексуальные улыбки, которые желали видеть рекламодатели. Она умела печатать и стенографировать, а потому ее часто нанимали американские бизнесмены, приезжавшие в Париж на месяц-другой. Кристина быстро овладела французским, водила автомобиль и время от времени возила старых богатых американок по замкам Луары или в Швейцарию. Похоже, она не испытывала никакой потребности в сне (хотя теперь ей было уже двадцать шесть), могла веселиться всю ночь, бывала на всех вечеринках и, насколько знал Беддоуз, жила с двумя его приятелями – фотографом и пилотом, который разбился под Франкфуртом.

Ей можно было позвонить в любое время дня и ночи без риска нарваться на грубость, она легко и непринужденно вписывалась в любую компанию. Всегда знала, какое бистро самое популярное, кто поет в каком клубе, выставку какого молодого художника следует посетить, кто сейчас в городе и кто должен прибыть на следующей неделе, в каких маленьких отелях под Парижем лучше всего провести уик-энд.

От избытка денег она, безусловно, не страдала, одевалась изящно, по французской моде, но какие-то нюансы выдавали в ней американку. Ее французских друзей это забавляло, а бывшие соотечественники видели, что она лишь пытается прикинуться европейской женщиной, в душе оставаясь американкой. Так или иначе, она не относилась к тем девушкам, которые могли бы понравиться бабушке потенциального жениха, но, как однажды сказал ей Беддоуз, являлась украшением суетливой и тревожной второй половины двадцатого столетия.

Ветераны наконец тронулись в путь, знамена проплыли мимо парижского отделения «Транс уорлд эрлайнс» и двинулись по Елисейским полям. Беддоуз наблюдал за ними, думая о других парадах, других знаменах. А потом увидел Кристину. Она пересекала мостовую, легко и уверенно лавируя между автомобилями. Кристина может прожить в Европе всю жизнь, подумал Беддоуз, с улыбкой глядя на нее, но ей достаточно пройти десять шагов, чтобы все поняли: она родилась на другом континенте.

Он встал, когда она открыла дверь на террасу. Шляпку она не носила, и Беддоуз отметил, что волосы у нее более темные и заметно удлинились. Он расцеловал ее в обе щеки:

– Так вроде бы принято во Франции.

Она на мгновение прижалась к нему:

– Ну вот, мужчина вернулся.

Села, расстегнула пальто, улыбнулась. Ее щеки раскраснелись от холодного воздуха, глаза сверкали, выглядела она ослепительно молодой.

– Душа Парижа. – Беддоуз коснулся ее руки. – Американской его части. Что будем пить?

– Чай, пожалуйста. Я так рада тебя видеть!

– Чай? – Беддоуз изобразил недоумение. – Что-то случилось?

– Нет, – покачала головой Кристина. – Просто хочу чаю.

– Таким напитком не принято встречать путешественника.

– С лимоном, пожалуйста, – добавила Кристина.

Беддоуз пожал плечами и заказал чай.

– Как Египет? – спросила Кристина.

– Я был в Египте? – Беддоуз воззрился на Кристину, любуясь ее лицом.

– Так писали в газетах.

– О да. – И продолжил голосом всезнайки-комментатора: – Новый мир, корчащийся в родовых муках. Феодализм он уже перерос, до демократии – не дозрел…

Кристина изобразила гримаску:

– Прекрасная фраза для анналов государственного департамента. Я просто хотела узнать, как там в Египте.

– Солнечно и грустно. После двух недель в Каире начинаешь всех жалеть. А как Париж?

– Демократию он уже перерос.

Беддоуз улыбнулся, наклонился через маленький столик, поцеловал Кристину.

– Я просто хотел узнать, как тут в Париже?

– Без изменений. – Помолчав, Кристина добавила: – Почти без изменений.

– Кто в городе?

– Все те же лица. Обычные счастливые изгнанники. Чарльз, Борис, Энн, Тедди…

Тедди – тот самый фотограф.

– Ты с ним часто виделась? – как бы невзначай спросил Беддоуз.

– А что? – Кристина чуть улыбнулась.

– Просто интересуюсь.

Официант принес чай. Она наполнила чашку, выжала лимон длинными ловкими пальцами. Беддоуз отметил, что она перестала пользоваться ярким лаком.

– Твои волосы. Что случилось?

Кристина небрежно коснулась волос.

– О… Ты заметил?

– Блондинки теперь не в моде?

– Я решила вернуться к своему естественному цвету, посмотреть, что из этого выйдет. Тебе нравится?

– Еще не решил. Они стали длиннее?

– Да. На зиму. Чтобы не мерзла шея. Все говорят, с такой прической я выгляжу моложе.

– И это правда. Выглядишь ты ровно на одиннадцать лет.

Кристина улыбнулась, отсалютовала ему чашкой:

– За тех, кто возвращается.

– Тосты чаем я не принимаю.

– Пора отвыкать от вредных привычек. На спиртном свет клином не сошелся. – Кристина маленькими глоточками пила чай.

– Я вот подумал насчет вечера, – сменил тему Беддоуз. – Предлагаю лишить своей компании наших друзей и пообедать в том бистро у рынка. Мне ужасно хочется стейка. А потом… – Он не договорил. – Что такое? Мы не сможем вместе пообедать?

– Не совсем так. – Кристина наклонила голову и уставилась на чашку с чаем. – У меня свидание…

– Так отмени его! – вырвалось у Беддоуза. – Продинамь этого типа.

– Не могу. – Кристина подняла на него глаза. – Он придет сюда с минуты на минуту.

– Ага, – кивнул Беддоуз. – Это, естественно, меняет дело.

– Да.

– Мы не можем бортануть его?

– Нет, мы не можем бортануть его.

– Нет таких мужчин, которых нельзя бортануть. Скажи, что прибыл старый друг, чудом избежавший ужасов пустыни, дизентерии, религиозных фанатиков, которые едва не освежевали его живьем. Скажи, что он требует особого внимания, что его расшалившимся нервам нужно трепетное отношение.

Улыбаясь, Кристина покачала головой:

– Извини, не могу.

– Так давай скажу я, – гнул свое Беддоуз. – Как мужчина мужчине. «Видишь ли, старичок, мы оба взрослые люди, цивилизованные существа…» В таком вот аспекте.

– Нет.

– Почему нет? – спросил Беддоуз, отдавая себе отчет в том, что нарушает любимый принцип никого ни о чем не просить. – Почему мы не можем этого сделать?

– Потому что я не хочу.

– О, ветер дует в том направлении…

– Меняется в том направлении. Мы можем пообедать вместе. Втроем. Он очень милый человек. И тебе понравится.