Френсис Фицджеральд - Гитара, кости и кастет. Все эти юноши печальные… (сборник)

Он знал, что Ван-Флек посещает Академию преимущественно потому, что здесь он мог проводить время в обществе юной Марты Кацби, которой едва исполнилось шестнадцать. Она была слишком юна для того, чтобы молодой мужчина двадцати одного года мог уделять ей особенное внимание, не говоря уже о Ван-Флеке, душа которого была так измучена крахом его студенческих амбиций, что стала отзываться даже на быстро проходящую наивность шестнадцати лет.

Сентябрь подходил к концу; до бала у Харланов, который для светской молодежи должен был стать последним и самым значительным событием этого сезона, оставалось два дня. Джима, как и всегда, не пригласили – а он так надеялся, что пригласят! Юные Харланы, Роберт и Женевьева, поступили к нему в Академию самыми первыми, когда он только приехал в Саутгемптон; Женевьева с Амантис стали лучшими подругами. Получить приглашение к Харланам на бал – самый великолепный бал сезона – вот что стало бы истинным венцом череды успехов уходящего лета!

Придя на занятие, ученики принялись громко обсуждать предстоящее им завтра веселье, нисколько не обращая внимания на Джима, словно он был чем-то вроде дворецкого. Стоявший рядом с Джимом Хьюго вдруг хихикнул и сказал:

– Гляньте-ка на этого Ван-Флека! Еле шевелится! Он, кажется, основательно принял на грудь!

Джим обернулся и уставился на Ван-Флека, который держался за руки с юной Мартой Кацби и что-то негромко ей шептал. Джим заметил, что Марта пытается от него освободиться.

Он сунул в рот свисток и громко свистнул.

– Внимание! – крикнул он. – Начинаем занятие! Первая группа – упражнение с барабанными палочками, подбрасываем их по спирали высоко вверх; вторая группа – приготовить губные гармоники, играем «Прошвырнемся по бережку»! Сил не жалеть! У кого плоскостопие – туда! Эй, оркестр! Играем «Флоридскую канитель» в похоронном ритме!

Его голос прозвучал непривычно резко, и занятие началось под шутливо-изумленное бурчание.

Джим ходил от группы к группе, а внутри у него тлело негодование по отношению к Ван-Флеку; вдруг Хьюго тронул его за руку, привлекая внимание. Он обернулся. Двое учеников отделились от группы с губными гармониками, и один из них – Ван-Флек – предлагал второму – Рональду Харланду, которому было всего пятнадцать лет, – глотнуть из своей карманной фляжки!

Джим тут же направился к ним. Ван-Флек посмотрел на него с вызовом.

– Так-так… – сказал Джим, дрожа от гнева. – Правила вам известны. Вон отсюда!

Музыка стала утихать, все понемногу стали собираться поближе к месту конфликта. Кто-то фыркнул от смеха. Все напряженно ждали, что же будет дальше. Несмотря на то что к Джиму все относились хорошо, симпатии разделились – ведь Ван-Флек был одним из них!

– Вон отсюда! – повторил Джим, уже потише.

– Это вы мне? – холодно осведомился Ван-Флек.

– Да!

– Тогда вы забыли добавить «сэр»!

– Я не говорю «сэр» тем, кто предлагает мальчишкам виски! Вон отсюда!

– Эй, вы! – Ван-Флек был в бешенстве. – Кто позволил вам лезть не в свое дело? Я знаю Рональда с тех пор, как ему исполнилось два года! Спросите-ка у него, разрешает ли он вам ему указывать, что ему делать!

Рональд Харлан, достоинство которого только что задели, внезапно ощутил себя на несколько лет старше и бросил на Джима надменный взгляд.

– Это не ваше дело! – с вызовом, пусть и не без чувства вины, произнес он.

– Слышали? – спросил Ван-Флек. – Господи, неужели вы не понимаете, что вы – всего лишь прислуга? Разве мыслимо, чтобы Рональд пригласил вас к себе на бал? Вы для него – то же самое, что и бутлегер, который привезет нам туда выпивку!

– Вонотсюдасейчасже ! – неразборчиво выпалил Джим.

Ван-Флек не пошевелился. Джим резко выбросил руку вперед, схватил его за запястье, выкрутил руку и потянул ее вверх, пока Ван-Флек не согнулся от боли. Пригнувшись, свободной рукой Джим подобрал с полу фляжку. Затем знаком приказал Хьюго открыть дверь, отрывисто произнес: «Шагай!» – и вывел своего беспомощного пленника из зала, а затем буквально спустил его с лестницы, по которой тот и покатился вверх тормашками, ударяясь по пути о стены и о пери ла, а вслед ему полетела фляжка.

Затем Джим вернулся в зал, закрыл дверь и встал к ней спиной.

– Так уж вышло, что здесь действует правило: в Академии пить запрещается! – Он умолк, глядя на лица учеников, выражавшие сочувствие, благоговейный страх, негодование и смесь всего этого. Ученики беспокойно зашевелились. Джим поймал взгляд Амантис; ему показалось, что она слегка кивнула ему в знак одобрения, и он, сделав усилие, продолжил: – Мне пришлось выставить отсюда этого парня, и вы все тому свидетели! – И он окончил, притворившись, будто не произошло ничего особенного: – Ну, ладно, продолжаем! Оркестр!

Но продолжать никому не хотелось. Царившая до сих пор на занятиях атмосфера легкости была самым грубым образом нарушена. Кто-то провел разок-другой бутылочным горлышком по струнам гитары, несколько девушек принялись отрабатывать удары по размалеванным боксерским грушам, но Рональд Харланд, а вслед за ним и еще парочка ребят надели шляпы и молча направились к выходу.

Джим и Хьюго, как обычно, перемещались от одной группы учеников к другой – до тех пор, пока не восстановилась определенная степень прежней активности, хотя былого энтузиазма уже было не вернуть. Джим, потрясенный и павший духом, стал думать о том, чтобы объявить на завтра перерыв в занятиях. Но он так и не осмелился произнести это вслух. Ведь если они отправятся по домам в таком настроении, возможно, больше они сюда уже не вернутся. Все здесь зависело от настроения. Он должен его воссоздать, забилась у него в голове лихорадочная мысль, сейчас же, немедленно!

Но, как он ни старался, ничего не получалось. Он сам не чувствовал никакой радости и никакого веселья передать им не мог. Все равнодушно и даже, как ему показалось, с легким презрением наблюдали за его потугами.

Напряжение разрядилось внезапно: громко хлопнула, растворившись настежь, дверь, впустив внутрь целую свору взволнованных дам среднего возраста. В Академии до сих пор никогда не появлялись лица старше двадцати одного года, но Ван-Флек отправился прямехонько в ставку верховного командования. На зов прибыли миссис Клифтон Гарнье и миссис Поиндекстер Кацби, являвшиеся столпами местного высшего общества, а в тот момент к тому же представлявшие собой двух самых взбудораженных дам во всем Саутгемптоне. Они искали своих дочерей, чем в те времена постоянно занимались и многие другие дамы.

Не прошло и трех минут, как всему предприятию был положен конец.

– А что касается вас, – страшным голосом возопила миссис Клифтон Гарнье, – так вы тут, по всей видимости, держите бар и опиумный притон для детей! Что за ужасный, мерзкий, отвратительный человек! Я чувствую запах морфия! Не надо мне говорить, что здесь не пахнет морфием! Я чувствую этот запах!