Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)

– Да, – ответила она просто. – Я не хотела бы получать от него денег. Я волею-неволею принуждена жить в его доме, потому что только здесь я могу быть близко к моему ребенку. Но у меня есть небольшие средства – их достаточно для скромного существования, и лучше я не возьму его денег. Он ведь не любит меня, и я поэтому буду чувствовать, будто за деньги продала ему Цедрика. А я отдаю только потому, что люблю его достаточно сильно, чтобы ради его блага забыть о самой себе, а также и потому, что его отец хотел бы этого.

Мистер Хевишэм потер подбородок:

– Это очень неприятно! Граф рассердится и просто не поймет вас!

– А мне кажется, что поймет, если подумает хорошенько, – ответила миссис Эрроль. – В деньгах я не нуждаюсь и не желаю получать подачек от человека, который из ненависти ко мне берет у меня моего маленького мальчика, ребенка его сына.

Мистер Хевишэм задумался.

– Я передам ваши слова, – сказал он наконец.

Вскоре подали обед. Все сели за стол. Белая кошка преспокойно уселась на стуле подле Цедрика и сладко мурлыкала в продолжение всего обеда.

Когда поздно вечером мистер Хевишэм приехал в замок, его сейчас же попросили к графу, который сидел в кресле подле камина: его больная нога покоилась на стуле. Из-под сдвинутых бровей он зорко посмотрел на мистера Хевишэма и сразу почувствовал, что, несмотря на кажущееся спокойствие, старик сильно взволнован.

– Ну, что, приехали, Хевишэм? Что хорошего? – спросил он.

– Лорд Фаунтлерой и его мать находятся в Корт-Лодже. Они доехали благополучно и чувствуют себя отлично.

Старый граф что-то промычал и нетерпеливо задвигал рукою.

– Рад слышать это, – сказал он. – Усаживайтесь. Возьмите стакан вина. Ну, что еще?

– Сегодня лорд Фаунтлерой останется у матери, а завтра я привезу его в замок.

Граф опирался локтем на ручку кресла; он поднял руку и закрыл глаза.

– Хорошо… Что дальше? Я просил вас не писать мне с дороги, а потому ничего не знаю. Что представляет собой мальчишка? До матери мне нет дела. Какого сорта мальчуган?

Мистер Хевишэм отпил немного портвейна, который налил себе, и осторожно произнес, держа стакан в руке:

– Трудно судить о характере семилетнего ребенка.

Граф был сильно предубежден, он быстро вскинул глаза и грубо вскричал:

– Невоспитанный, грубый дурак, должно быть? В нем сказывается американская кровь, не так ли?

– Я не думаю, чтобы американская кровь повредила ему, – сухо и взвешивая каждое слово, ответил мистер Хевишэм. – Я мало знаю детей, но мне кажется, что лорд Фаунтлерой славный мальчик.

Мистер Хевишэм всегда взвешивал каждое свое слово и говорил очень хладнокровно, но на этот раз был суше и осторожнее обыкновенного. Ему пришла в голову хитрая мысль, что, пожалуй, будет лучше, чтобы граф не был подготовлен к первой встрече с внуком и судил о нем исключительно по собственному впечатлению.

– Здоров он? Хорошего роста? – спросил лорд.

– На вид очень здоров и довольно высок для своих лет, – ответил адвокат.

– Хорошо сложен и достаточно благообразен? – продолжал спрашивать граф.

Чуть заметная усмешка пробежала по тонким губам мистера Хевишэма. Перед ним встал образ прелестного ребенка, оставленного им в Корт-Лодже, беззаботно лежащего на тигровой шкуре, с разметавшимися кудрями и ясным розовым детским личиком.

– Красивый мальчик, мне кажется, красивее, чем обыкновенно бывают мальчики, милорд, хотя, возможно, я и плохой судья. Только, позволю себе заметить, вы найдете его несколько непохожим на большинство английских детей.

– Я не сомневался в этом, – прохрипел граф, страдая от приступа подагры. – Банда нахальных попрошаек – вот что представляют из себя американские дети. Я достаточно слышал об этом.

– Ну, нет, у него нет нахальства, – сказал мистер Хевишэм. – Мне трудно объяснить. Дело в том, что он больше жил среди взрослых, чем среди детей, а потому чисто детская наивность уживается в нем с преждевременной серьезностью.

– Просто американская наглость! – настаивал старый граф. – Они это, конечно, называют ранним развитием и детской непринужденностью! Нахалы, и больше ничего…

Мистер Хевишэм отпил еще немного вина. Он вообще редко возражал благородному лорду, в особенности во время приступа подагры. В такие минуты всегда было лучше оставлять его одного. Несколько минут длилось молчание. Нарушил его мистер Хевишэм.

– У меня к вам поручение от миссис Эрроль, – заметил он.

– Не хочу слышать ни о каких ее поручениях! – закричал граф. – Чем меньше буду слышать о ней, тем лучше…

– А между тем это очень важно: дело в том, что она отказывается от содержания, которое вы хотите назначить ей.

– Что такое? – спросил видимо озадаченный граф. – Что такое?

Мистер Хевишэм повторил свои слова.

– Она говорит, что в этом нет необходимости, тем более что отношения между вами далеко не дружественные…

– Не дружественные! – дико закричал лорд. – Еще бы, не дружественные! Я ее просто ненавижу! Корыстолюбивая, крикливая американка! Видеть ее не хочу!..

– Вы вряд ли имеете основания называть ее корыстолюбивой, милорд, – возразил мистер Хевишэм. – У вас она не только ничего не просит, но даже не принимает предложенных вами денег.

– Все это только для того, чтобы порисоваться! – бурчал благородный лорд. – Она хочет обойти меня, хочет, чтобы я увидал ее. Она воображает очаровать меня своим умом. Ничего подобного! Все это лишь американская беззастенчивость! Я не желаю, чтобы она жила как нищая у ворот моего парка. Она мать мальчика, она занимает известное положение и потому должна жить соответствующим образом. Она должна получать деньги, хочет она этого или нет!

– Но она не будет их тратить, – вставил мистер Хевишэм.

– Мне нет до этого дела, тратит она их или нет! Они будут ей посылаться. У нее не должно быть повода говорить людям, что ей приходится жить как нищей, потому что я ничего не делаю для нее… Она, очевидно, хочет восстановить против меня мальчика. Воображаю, чего только она ему обо мне не наговорила!

– Вы ошибаетесь, милорд, – возразил мистер Хевишэм. – У меня есть другое поручение, которое вам докажет, что она этого не сделала.

– Слышать о нем не хочу! – кричал граф, задыхаясь от гнева и возбуждения.

Но мистер Хевишэм тем не менее изложил и это поручение:

– Она просит вас не говорить лорду Фаунтлерою ничего такого, что дало бы ему понять, что вы разлучили его с нею ввиду своего плохого отношения к ней. Мальчик очень любит мать, и она уверена, что это воздвигло бы стену между вами. Она утверждает, что он не может понять этого и станет бояться вас или, во всяком случае, меньше любить. Она ему объяснила, что он слишком мал, чтобы понять, почему так произошло, и что ему объяснят это, когда он подрастет. Она хочет, чтобы при вашем первом свидании никакой тени не было между вами.