Кен Кизи - Когда явились ангелы (сборник)

Голоженские ноги, кусты ежевики
Меня сбили с пути – таковы мои
бзики,
Хотелось клубнички – прокисла
клубника.
Спасибо ногам да кустам
ежевики.

Молли встретил я в Барстоу в баре,
Ее страхи в Седоне я нежно смирил.
В Уотерфорде мы были в ударе,
А потом я в Глендейле горючку глушил.
Ах, Молли, ты жила в Смертном Доле,
Ты мертва, боже, Молли, мертва,
Где кукушка бежит от койота во ржи,
Мой соколик, тебя обняла синева.

Молли видела, как я в Риальто
Тискал тетку из Трейси, не помня себя,
В меня Молли пальнула разок в Пало-Альто,
В Солтон-Си сиганула, и я плачу, скорбя
О Молли, что жила в Смертном Доле, —
Ты мертва, боже, Молли, мертва,
Где таится паук
И дрожит бурундук,
Щелочную постель твою видно едва.

Полынная Полли – бесплодный овраг,
Цвет болиголова с утра
Не раз вздымала свой драный флаг —
Мол, она на расправу скора.

Одна пустота – ни друзей, ни дружка,
Ни близких, и в сердце черно.
И горечь для Полли была сладка,
Как сладкое вино.
Сладкое вино.
Была для Полли горечь сладка,
Как сладкое вино.

Ей землю отец завещал – не бывало
На свете тучней земли той,
Но Полли не сеяла и не жала,
А поливала мечтой.

Сено у Полли – ветер на воле,
Поднятый вилами в срок.
Пшеницу побило грозою у Полли,
И не лес, а змеиный клубок.
Не лес, а змеиный клубок.
Грозою побило пшеницу у Полли,
И не лес, а змеиный клубок.

Весною соседи, оставив наделы,
С топором и советом шли к ней,
Но Полли волком на них глядела —
Мол, управлюсь без вас, мне видней.

Она сама себе голова,
Плевать ей на пустомель.
Безлетье ей трын-трава, она
Сама себе хлеб и хмель.
Сама себе хлеб и хмель.
Любой недород Полли – трын-трава,
Сама себе хлеб и хмель.

Настала сушь, и о горькой судьбе
Плача, соседи кто сбег, а кто помер.
Но Полли всех позвала к себе
И всех накормила – вот это номер.

Плуг не касался ее низины,
Борона не ласкала поля.
Но марципаны и буженина
Росли, где ступала Полли.
Там, где ступала Полли.

Да, марципаны и буженина
Росли, где ступала Полли.
Где ни бродила она, вокруг
Тонул в сочной зелени дол,
Под взглядом ее сохлый стебель вдруг
Корни пускал и цвел.

Минула сушь, как минет вчера,
И в край несчастливый опять
Вернулся дождь, и настала пора
Сеять и пожинать.

Гости ушли, унося на поле
Топор, и совет, и плуги…
До смерти польку плясала Полли,
Ее земли ушли за долги,
Земли ушли за долги.
Полынная Полли плясала польку,
Ее земли ушли за долги.

Старичью ветошь драную перешивала,
Муж – калека лежачий да трое ребят:
Сестра Лу на углу ателье
содержала,
А ночами во сне одевала солдат…

Боже, дай мне коробку конфеток
Да Писанье – и взмоет глас мой,
Воссияю луной в тьме ночной
этих гетто —
Озарю этим черным дорогу домой.

Восседал за роялем трупак аспиранта —
Его доконали морфин и вино.
Бутыль холодна и влажна
на серванте,
И по-прежнему громко стучит метроном…

Боже, выдай коробку конфеток
Да Писанье – и взмоет глас мой,
Освещу маяком я содом
этих гетто —
Озарю этим черным дорогу домой.

Своей молодости Энни Жвачке так жалко,
Что жует она только ботву и шпинат.
Небритые ноги и пояс убогий,
на свалке
Отысканный сто лет назад…

Боже, вышли коробку конфеток
Да Писанье – и взмоет глас мой,
Загорюсь я, как лампа, ради хлама
из гетто —
Укажу этим черным дорогу домой.

Кроха Лупе зубрила жаргон феминисток
И усвоила вскоре лесбийский жаргон,
Но взбрело под венец, и конец
очень близко —
Ее муж винодел и к тому же пижон.

Боже, только коробку конфеток
Да Писанье – и взмоет глас мой,
Подпалю я, как факел, бараки
сих гетто —
Погоню этих черных в дорогу домой.

Как-то раз Братец Мемфис в Сент-Луисе
Хавал мясо в кафешке и мелочь сшибал,
Из кафе убежал на вокзал
с резью в пузе,
И от трупного яда в Монро дуба дал.

Милый Боже, коробку конфеток
Да Писанье – и взмоет глас мой,
Воссияй же луной в тьме ночной
этих гетто —
зари нам, Всевышний, дорогу домой.