Р. С. Шеррифф - Две недели в сентябре

Эрни отправили спать. Он крепко прижимал к себе лопатку и ведерко – как только начались сборы, он не выпускал их из виду.

– Дик! – позвала Мэри, наклонившись через перила. – Иди помоги мне с сумкой!

Миссис Стивенс все еще хлопотала на кухне. Мистер Стивенс заглянул туда, чтобы повесить на крючок ключ от сарая, и увидел на столе вареную говядину, буханку хлеба, горчицу и масленку – все было приготовлено заранее для утренних сандвичей. Рядом стоял термос.

Он зашел в столовую и снова встал спиной к камину. На подоконнике лежал его рюкзак с подзорной трубой, картой Богнора и окрестностей и личным дневником. Он улыбнулся и сунул большие пальцы в карманы жилета. Он чувствовал удовлетворение освободившегося от забот человека, который так хорошо все устроил, что сумел обуздать время. Блестящая это все-таки была идея – составить “Список очень важных дел”. Никакой сумасшедшей беготни, никакого лихорадочного волнения, никаких восклицаний: “Где фотоаппарат?” или “А щетку для одежды кто-нибудь положил?” Нет, теперь с бесцельной суетой покончено, и все обязанности четко распределены.

– Папа! – крикнула Мэри сверху.

– Да?

– Поднимись сюда на минутку!

– Что такое?

– Так, пустяки. Подойди! Мистер Стивенс поднялся наверх и прошел следом за Мэри в комнату Дика, окно которой выходило на Корунна-роуд. Мэри подвела отца к окну и отодвинула штору.

– Погляди! – сказала она. Полная сияющая луна уже поднялась высоко в небе. Она висела над далеким Хрустальным дворцом, почти над самой его серединой. Башни были погружены в темноту, но куполообразная крыша в лунном свете сверкала тысячей холодных серых огоньков. Мокрые кровли на противоположной стороне дороги мягко поблескивали, а деревья за ними казались густо-черными на фоне стальной синевы неба.

Нечасто мистеру Стивенсу доводилось наблюдать настолько прекрасное зрелище.

– Разве не чудесно увидеть такую луну перед самым отъездом? – воскликнула Мэри.

– Хороший знак, – пробормотал мистер Стивенс. Дик, уже полюбовавшийся видом, возился у кровати. Он успел переодеться в серые фланелевые брюки и синий пиджак спортивного покроя – этот наряд он наденет утром – и теперь аккуратно складывал синий саржевый костюм, в котором ходил на работу и который начал заметно лосниться на правом рукаве, в том месте, где ткань терлась о стол.

Мистер Стивенс некоторое время лежал и разглядывал полоску света, просачивающуюся между штор в окно его спальни. Яркость этой полоски вселяла в него большие надежды, но он знал, до чего она может быть обманчива. Он помнил дождливые утренние часы, когда небо блестело и яркий свет проникал сквозь шторы, но стоило их раздвинуть, и он с изумлением обнаруживал, что на улице моросит безжалостный дождь.

Он прислушался, но не различил стука капель и воспрял духом. Будет просто замечательно, если с погодой повезет.

В некотором смысле, раз уж без дождя не обойтись, то, конечно, лучше бы он пошел в день отъезда, а не когда они уже будут на море, потому что значительную часть этого первого дня они проводят на станциях и в поезде. И все же было что-то чудесное в том, чтобы отправиться в путь в ясную погоду и разглядывать из окон вагона купающиеся в солнечном свете пейзажи.

Порыв ветерка колыхнул шторы, и его надежда сменилась уверенностью – никакой дождь по стеклу не шуршал. Он вскочил с кровати, раздвинул шторы и расплылся в улыбке. Он не мог припомнить, чтобы день отъезда хоть когда-нибудь был таким превосходным. В прошлом году порывистый и капризный ветер гнал по небу тяжелые тучи, но на сей раз утро выдалось восхитительно тихим; лужайку окутывала тонкая дымка, а небо было прозрачно-голубым. Ранние лучи солнца, пробивающиеся между домами, озаряли листья яблони нежным сиянием.

Какой удачный день для начала отпуска!

Он снова забрался в постель и заложил руки за голову, чтобы лучше видеть небо через открытое окно. Жаль, что солнце не заглядывало в его комнату по утрам, но все-таки задняя половина дома нравилась ему больше. Шум поездов досаждал ему гораздо меньше, чем случайные, отрывистые звуки, которые доносятся с улицы со стороны фасада, когда люди, смеясь и болтая, возвращаются домой поздно вечером.

За окном пролетел поезд. Ему с кровати видны были только крыши вагонов. Бедолаги! Ехать в Лондон – в такую-то рань!

Он вытянулся во весь рост, так что ступни слегка свесились с кровати, согнул одну ногу и ощупал икру. Мышцы были довольно крепкими, и это при том, что он почти не упражнялся, но еще несколько дней – и после хождения по холмам они станут тверже железа!

Было всего без пятнадцати семь – времени останется еще полно, даже если он встанет через полчаса. Он умиротворенно повернулся на бок, чтобы еще немного подремать, но сон уже прошел, и к тому же он был слишком взволнован. Поэтому он просто лежал и думал.

Неожиданно ему пришла в голову одна мысль. Он соскочил с кровати и надел тапочки и халат. Бесшумно открыв дверь, он тихонько спустился на кухню и поставил чайник. Он принесет им всем чаю. Блестящая идея! Блестящее начало дня! Он в тревоге прислушивался – не проснулся ли кто-нибудь, пока чайник еще не вскипел, не пришла ли кому-нибудь еще та же самая идея. Ему хотелось пробраться к ним в комнаты и по очереди разбудить их. Ему хотелось, чтобы день Отъезда начался для них с чашечки горячего чая; хотелось подойти к каждому окну, отодвинуть шторы и воскликнуть: “Смотри!” – когда в комнату заструится солнце.

Пока закипал чайник, он провел опыт со шторами в столовой и тут вспомнил кое-что еще. Бесшумно, как кот, он прокрался наверх и взял вставную челюсть. Он хотел улыбнуться каждому из них.

Несколько минут спустя, с подносом в руках, он тихо поднялся обратно, поставил поднос на площадку лестницы, осторожно открыл дверь в спальню жены и на цыпочках прокрался внутрь. Свет в комнате был мягким и приглушенным. К счастью, шторы были задернуты. Его жена спала на старой двуспальной кровати с металлическими спинками и латунными шариками по углам. Кровать эта была одной из первых вещей, купленных ими после свадьбы, но теперь пружины потеряли упругость и сильно продавливались под миссис Стивенс. Сперва он видел только розовую макушку ночного чепчика, но, когда он легонько потряс жену, она потянула одеяло вниз и, что-то невнятно промычав, перевернулась на спину. Несколько секунд глаза ее невидяще блуждали по сторонам, а потом остановились на мистере Стивенсе и широко распахнулись от ужаса. Она подскочила, как испуганный кролик, и попыталась выбраться из кровати.

– Боже! Я не видела, который час! Он улыбнулся и успокаивающе вскинул руку.

– Все хорошо, не волнуйся, еще нет и семи… На нее нахлынули сильнейшее облегчение и чувство благодарности. Как было бы ужасно, если бы она проспала – и не когда-нибудь, а в этот самый день! – и опоздала с завтраком, и все бы страшно торопились и сердились! Она приподнялась на локте, и тут ее взгляд остановился на чашке чая.