Филиппо Томмазо Маринетти - Футурист Мафарка. Африканский роман

– Я вижу перед собой только огромную, геометрическую картину смерти, с ее линиями деревьев, сумасшедшими от ветра, птиц и облаков, но все или в цепях или в подагре…

– Нет, это ты скованный подагрик!.. Я везде вижу чудные луга ярко-красной силы…

– Берегись, Мафарка, этих треугольников зелено-кислого честолюбия!

И карлик, с глазами устремленными в даль, прибавил, как бы во сне:

– Мы все погибнем в этих кустарниках колючей зависти и на этих склонах крутого отчаяния!.. Я чувствую, что мой ум теряется между волнующими запахами, поднимающимися, как множество ужасающих проблем… Когда-то ручьи любовно корчились, подобно рукам свежести, жаждя гордо прижать к сердцу всю зелень лугов, лоснящуюся от щеток хорошо распределенного света!.. Увы! Наши деревни ныне пусты и представлены черному галопу бесчисленных неизвестных цифр, которые растут в монотонных алгебрах пустыни!

Эти последние слова были скандированы шумом «саки», который охал, вырывая рыдания и слезы из груди мира.

И Каим заключил:

– Помни, Мафарка, что, несмотря на твои победы, ты всегда будешь катиться вокруг неумолимого Я, которое орошает твое тело чуть-чуть сангвинической и нервной волей…

Мафарка не слушал карлика и был занят разглядыванием сверху вниз, сквозь скудную листву фигового дерева, осла с завязанными глазами, который вертел колесо, и сверкания ведер, на миг отражавших солнечный лик и опоражнивавшихся, когда спускались вновь к неиссякаемым источникам земли.

– О, нет, нет!.. Эта мечта глупа!.. Лучше помолчи и вдыхай этот прекрасный запах теплого хлеба и вспаханной земли. Веет также лавандой и тмином, а особенно запекшейся кровью!.. Желание, порожденное тоской по родине, уязвляет мое тело, окрепшее от путешествий и от войн; мои прокопченные губы, которые позабыли поцелуйные опьянения, ищут в ветре влажный запах девственницы, эластичной и неясной, как эти облака, которые там, в шелках моря, словно ползут на коленях, так они изнурены жаром, так они насладились на подушках морского алькова!..

При этих словах Каим приблизился к Мафарке, лукаво бормоча:

– Мой король, не желаешь ли ты чтобы я привел к тебе Библяху, очаровательную пленницу Бубассы?

Но Мафарка оттолкнул его суровым движением.

– Ага! – усмехнулся он, – я позабыл одно из твоих бесчисленных ремесл! Нет, пошел прочь!

И король не удостоил даже самым ничтожным прощальным жестом маленького карлика, который украдкой ушел по тропинке вала.

Почти в то же самое время сверкающий голос зазвенел под балюстрадой:

– Мафарка! Мафарка!..

И король нагнулся, с лицом порозовевшим от сильной радости.

Да, это был Магамал, его любимый брат, который спешил ему навстречу. Юный воин, обладавший каучуковым телом, которое, в одно и то же время живое и ласковое, вздрагивало в летающем пламени поднявшейся пыли.

Магамал был почти наг, так как отбросил на спину шкуру онагра, перехваченную у стройной талии медным поясом. Лихорадочная воля заставляла дрожать гибкое тело, которое обладало женской грацией и было похоже на внезапно пробудившегося и насторожившегося оленя.

– Ну-с, Магамал, разведчики уже вернулись? Ты их уже допросил? – молвил Мафарка, целуя брата.

– Может, ты хочешь сам их допросить? – ответил юноша, медленно целуя его длинные ресницы на огромных глазах ламы, утонувшие в голубоватых кругах. – Они поджидают нас у ворот Гогору. Эфрит и Асфур [44] Имена коней означают по-арабски "Демон" и "Воробей". здесь…

Он указал пальцем на двух дивных коней, которых вел в поводу раб-негр.

Эфрит, более высокий, был ослепительно белой масти; брюхо подтянуто подпругой зеленого шелка с большими полосами золота; грудь широка и могуча; очень мускулистая шея изогнута дугой; миниатюрная голова, озаренная громадными глазами, цвета черной камеди, просвечивала под шаловливой челкой; раздутые ноздри вдыхали огонь пустыни. Конь по-барски держал свой хвост, округлив его, как ручку причудливой прекрасной вазы, и его бока, беспрестанно изваиваемые трепетанием вен, напоминали экстравагантные скачки клубка и самоубийственный галоп по полю беспредельной битвы. Это был боевой конь Мафарки-эль-Бара.

Если бы не пестрая масть и не синяя сбруя, Асфур походил бы на Эфрита, как брат; но у него были еще неожиданные красоты в движениях ног и боязливая томность зрачков.

Мафарка любовно похлопал его по шее, одновременно отвечая своему брату:

– Нет, ты и сам отлично понимаешь! Что они видали? Могут ли они исчислить силы негров?

– Брат! – тоскливо произнес Магамал, протянув вперед руки, – брат! Мы погибли, ибо их бесчисленное множество.

При этих словах Мафарка буйно прыгнул, выпрямившись, и раскрыл объятья жестом, которым протягивают факел, чтобы отстранить мрак, полный козней, и крикнул:

– Отлично! Тем лучше! Я не боюсь их!.. Магамал! Магамал!.. – взывал он, обнимая своего брата за талию и сжимая его в своих объятиях; – горе тебе, если ты когда-нибудь убоишься опасности!

– Брат, я не боюсь!

– О, я отлично знаю твою храбрость, но я страшусь этой смешной женской чувствительности, которая по очереди приводит к безумным исступлениям и повергает тебя в детскую слабость… Выслушай меня, как следует: эти беспричинные шалости и неожиданные уныния сегодня нужно отбросить!.. О, мой возлюбленный брат, я знаю, что у тебя нет моих мускулов катапульты для того, чтобы, под видом объятья, задушить врага. Несмотря на все усилия твоей воли, тело твое остается хрупким и изнеженным, как сочные тела молодых девушек. Твои глаза, предназначенные для поцелуев, не являются, подобно моим, пугалом для птиц несчастий; но нужно укреплять свои глаза, нужно вооружить их баграми, как мои! Смотри!

Он ходил большими шагами по террасе цитадели, буйно прорывая прожорливым движением желтую глубину горизонта, наполненного угрозами и невозможностями. Иногда Мафарка повертывался к своему брату и, нежно взяв в свои широкие руки его голову, смотрел с исчерпывающей нежностью матери в глубину его глаз.

Внезапно он вскричал:

– Войска Брафана-эль-Кибира окружают нас со всех сторон! Я это знаю! Я догадался обо всем, даже о том, что ты не осмелился мне сказать! Бесконечные вереницы их повозок идут со всех сторон Африки, подобно тысячам ручьев, стремящихся к реке. А эти реки растут и увеличиваются для того, чтобы наполнить море! Что я говорю: море! Это целый черный океан, который мы должны обратить вспять! Что мне в том? Я плюю на них со всем моим презрением, и я их не боюсь, их всех вместе, их кавалерии, и даже самой Гогору, этой черной богини битв, которая ведет их против нас! Они не смогут противостать метким перунам моей воли! Что ты на это скажешь, Магамал?

– Я верю в твою мощь, брат!