Этель Лилиан Войнич - Овод

– Я не ждал тебя сегодня, – сказал Монтанелли, мельком взглянув на заголовок книги. – Я только что собирался послать узнать, придешь ли ты ко мне сегодня вечером.

– Что-нибудь важное? Я приглашен сегодня вечером, но я останусь, если…

– Нет, можно и завтра. Мне хотелось видеть тебя, – я уезжаю во вторник. Меня вызывают в Рим.

– В Рим? Надолго?

– В письме говорится, что до конца Пасхи. Оно из Ватикана {14} 14 Ватикан – папский дворец в Риме; в переносном смысле – папская власть, правящие круги римско-католической церкви. . Я бы сейчас же дал тебе знать, да все время был занят то делами семинарии, то приготовлениями к приезду нового ректора.

– Падре, надеюсь, вы не покинете семинарию?

– Придется. Но я, вероятно, приеду еще в Пизу. По крайней мере на время.

– Но почему вы не хотите оставаться?

– Вот видишь ли… Это еще не объявлено, но мне предлагают епископство.

– Падре! Где?

– За этим-то я и еду в Рим. Еще не решено, получу ли я епархию в Апеннинах или останусь здесь викарием.

– А новый ректор уже назначен?

– Да, отец Карди. Он приедет завтра.

– Как все это неожиданно!

– Да, но… Иногда решения Ватикана не объявляются до последнего момента.

– Вы знакомы с новым ректором?

– Лично незнаком. Но его очень хвалят. Монсеньор Беллони пишет, что он – человек большой эрудиции.

– Семинария многого лишится с вашим уходом.

– Не знаю, как семинария, но ты будешь чувствовать мое отсутствие, я уверен. Может быть, не меньше, чем я – твое.

– Да, это верно, падре. Я тем не менее радуюсь за вас.

– Радуешься? А я не могу сказать, чтобы был рад.

Он сел к столу с усталым видом.

– Ты занят после обеда? – начал он после минутной паузы. – Если у тебя нет никаких дел, побудь немного со мной, раз ты не можешь зайти вечером. Мне что-то не по себе. Останься! Я хочу как можно больше видеть тебя до отъезда.

– Я побуду, только недолго. В шесть часов я должен быть…

– На собрании?

Артур кивнул головой. Монтанелли быстро переменил разговор.

– Я хотел поговорить о тебе, – начал он. – В мое отсутствие тебе будет нужен другой духовник.

– Но когда вы вернетесь, вы ведь разрешите мне прийти к вам на исповедь?

– Мой дорогой, как ты можешь спрашивать? Разумеется, я говорю только о трех или четырех месяцах, когда меня не будет здесь. Согласен ты взять в духовники кого-нибудь из отцов Santa Catarina? {15} 15 Santa Catarina – церковь Святой Екатерины в Пизе.

– Согласен, падре.

Они поговорили еще о другом. Потом Артур поднялся.

– Мне пора идти, падре. Меня ждут товарищи.

Мрачная тень снова легла на лицо Монтанелли.

– Уже? А я было почти рассеял свое мрачное настроение. Ну что ж, прощай!

– Прощайте, падре. Завтра я опять приду.

– Приходи пораньше, чтобы я успел повидать тебя одного. Завтра приезжает отец Карди. Артур, прошу тебя, будь без меня осторожен, не делай опрометчивого шага; по крайней мере, до моего возвращения. Ты и вообразить не можешь, как я боюсь оставить тебя.

– Напрасно, падре. Сейчас ничего не предвидится, и так пройдет еще много времени.

– Ну, прощай, – сказал отрывисто Монтанелли.

Первая, кого увидел Артур, когда вошел в комнату, где происходило студенческое собрание, была дочь доктора Уоррена, товарищ его детских игр. Она сидела в углу и с напряженным, сосредоточенным вниманием слушала, что говорил ей высокий молодой ломбардец в поношенном костюме – один из инициаторов движения. За эти последние несколько месяцев она сильно изменилась, возмужала и теперь походила уже на взрослую девушку. Только две спускавшиеся по плечам густые черные косы еще напоминали недавнюю школьницу. Она была вся в черном, и черный шарф прикрывал ее голову, так как в комнате было холодно и сыро. На груди девушки была кипарисовая ветка, эмблема «Молодой Италии». Ломбардец вдохновенно описывал ей нищету калабрийских {16} 16 Калабрия – горная область в Неаполитанском королевстве. крестьян, а она все сидела молча и слушала, опершись подбородком на руку и опустив глаза. Артуру казалось, что он видит перед собой грустный призрак Свободы, оплакивающей утраченную республику. Юлия увидела бы в ней только не в меру вытянувшуюся девочку с угловатыми манерами, с бледным цветом лица, с неправильным носом и в старом платье, коротком не по возрасту.

– Вы здесь, Джим! – проговорил Артур, подойдя к ней, когда ломбардец отошел в другой конец комнаты.

Джим было детское прозвище, переделка из Дженифер – странного имени, данного ей при крещении. Итальянки, ее школьные подруги, звали ее Джеммой.

Она подняла голову почти с испугом.

– Артур! Это вы! А я и не знала, что вы принадлежите к партии!

– И я никак не ожидал вас встретить здесь, Джим! С каких пор вы стали…

– Вы не поняли, – поспешно прервала она. – Я еще не состою членом. Мне удалось только исполнить два-три маленьких поручения. Случилось это так: я встретилась с Бини… Вы знаете Карло Бини?

– Конечно.

Бини был организатором ливорнского отдела, и его знала вся «Молодая Италия».

– Так вот, Бини стал толковать со мной об этих вещах. Я его попросила провести меня на одно из собраний. Потом он мне написал во Флоренцию… {17} 17 Флоренция – в то время столица Тосканы. Вы не знали, что я была на Рождестве во Флоренции?

– Нет, мне теперь редко пишут из дома.

– А, да! Ну, все равно. Я ездила погостить к Райтам (Райты были ее подругами по школе). Тогда Бини написал мне, чтобы я проехала через Пизу по пути домой и пришла сюда сегодня. Я так и сделала, и вот я здесь, как видите. А! Сейчас начинают.

В докладе говорилось об идеальной республике и о том, что молодежь обязана готовить себя к ней. Тема была разработана не совсем ясно, но Артур слушал с благоговейным вниманием. В этот период своей жизни он принимал все на веру и проглатывал целиком новые нравственные идеалы, не давая себе труда подумать, переваримы ли они. Но вот лекция кончилась, прения прекратились… Студенты стали расходиться. Артур подошел к Джемме, которая все еще сидела в углу.

– Я провожу вас, Джим! Где вы живете?

– У Марьетты.

– У старой экономки вашего отца?

– Да. Она живет довольно далеко отсюда.

Некоторое время они шли молча. Артур вдруг спросил:

– Вам, должно быть, лет семнадцать теперь?

– Минуло семнадцать в октябре.

– Я всегда говорил, что из вас не выйдет барышни, которой нужны балы и наряды. Джим, если б вы знали, как часто спрашивал я себя, будете ли вы в наших рядах!

– То же самое я думала о вас.

– Вы сказали, что устроили кое-что для Бини. А я-то даже и не знал, что вы с ним знакомы.

– То, что я сделала, я сделала не для Бини, а для другого.

– Для кого?

– Для того самого, кто говорил со мной сегодня, – для Боллы.