Артур Конан Дойл - За городом. Вокруг красной лампы (сборник)

Ради этого сына они и жили вблизи Лондона, потому что адмирал по-прежнему страстно любил корабли и соленую воду и чувствовал себя таким же счастливым на яхте, имеющей две тонны водоизмещения, как и на палубе своего монитора, делающего по шестнадцати узлов в час. Если бы он не был связан с семьей, то, конечно, выбрал бы себе для житья Девонширский или Гемпширский берег. Но тут дело шло о Гарольде, и родители прежде всего заботились об интересах сына. Теперь Гарольду было двадцать четыре года. Три года тому назад его принял к себе один из знакомых его отца, глава одной известной маклерской конторы, и под его руководством Гарольд стал делать дела на бирже. Когда им были внесены триста гиней залога, найдены три поручителя с залогом в пятьсот фунтов стерлингов каждый, он был принят комитетом, а затем исполнены и все другие формальности, – он, незначащая единица, завертелся в водовороте денежного мирового рынка. Приятель его отца посвятил его в тайны повышения и понижения фондов, познакомил его со странными обычаями биржи, со сложным процессом переводов и трансфертов. Он научился помещать деньги своих клиентов, узнавал, какие маклеры купят новозеландские акции и какие не возьмут ничего, кроме акций американских железных дорог, на каких можно положиться и каких следует избегать. Он усвоил себе не только все это, но еще и многое другое, и так основательно, что в скором времени дело пошло у него прекрасно; те клиенты, которые были направлены к нему, держались за него и доставили ему новых клиентов. Но такое дело было ему не по душе. Он любил чистый воздух, простую жизнь и физические упражнения, – это он наследовал от своего отца. Быть посредником между человеком, стремящимся к наживе, и тем богатством, которого тот добивался, или изображал из себя что-то вроде живого барометра, показывающего, повышается или понижается давление великой маммоны на рынках, – это было совсем не то дело, для которого Провидение предназначило этого широкоплечего человека с крепкими руками и ногами, который был так хорошо сложен. Да и самое его смуглое лицо с прямым греческим носом и большими карими глазами, а также и его круглая голова с черными кудрями указывали на то, что природа создала его для физической деятельности. Но несмотря на это, он пользовался большой популярностью у своих собратьев-маклеров, клиенты уважали его, а родители любили, и при всем том он не мог быть спокоен и беспрестанно возмущался в душе против всего, что его окружало.

– Знаешь ли, Уилли, – сказала как-то раз утром миссис Гей-Денвер, стоя за креслом, на котором сидел ее муж, и положив ему на плечо руки. – Мне кажется иногда, что Гарольд не вполне счастлив.

– Судя по его лицу, он счастлив, шельмец, – отвечал адмирал, указывая на него своей сигарой.

Дело происходило после обеда, и из венецианского окна столовой можно было видеть всю лужайку для тенниса, а также и игроков. Партия была только что кончена, и молодой Чарльз Уэстмакот высоко подбрасывал вверх шары для того, чтобы они могли упасть на середину огороженного для игры места. Доктор Уокер и миссис Уэстмакот ходили взад и вперед по лужайке, причем дама размахивала своим отбойником для того, чтобы придать больше силы своим словам, а доктор, наклонив голову, выражал кивками, что он с ней согласен. У ближнего конца решетки стоял, наклонившись, Гарольд в своем фланелевом костюме; он что-то говорил обеим сестрам, которые слушали его и от которых протянулись по лужайке длинные черные тени. Обе сестры были одеты одинаково – в юбках темного цвета, светло-розовых блузках такого покроя, какого они шьются для игры в теннис, и соломенных шляпках с розовыми лентами; так они стояли тут: Клара – сдержанная и спокойная, а Ида – насмешливая и смелая, и на их лица падал красный свет заходящего солнца; это была такая группа, которая понравилась бы и более строгому критику, чем старый моряк.

– Да, судя по лицу, он счастлив, мать, – повторил он со смехом. – Давно ли мы с тобой стояли так же, и мне кажется, что мы не были несчастливы в это время. В то время модной игрой был крокет, и дамы не зарифливали так туго свои юбки. В котором году это было, дай бог память? Как раз перед тем, как меня назначили на «Пенелопу».

Миссис Гей-Денвер запустила свои пальцы в его начинающие седеть волосы.

– Это было тогда, когда ты вернулся на «Антилопу», перед тем как тебе дали чин.

– Ах, эта старая «Антилопа!» Что же это был за клипер! Она могла делать двумя узлами больше всякого другого находившегося на службе судна одинакового с ней водоизмещения. Ведь ты помнишь ее, мать. Ты видела ее, когда она пришла в Плимутскую бухту. Ну, не правда ли, что она была красавица?

– Да, правда, мой милый. Но, если я говорю, что Гарольд несчастлив, я хочу сказать, что он недоволен своими повседневными занятиями. Разве тебе никогда не приходилось замечать, что он по временам бывает очень задумчив и рассеян?

– Он, может быть, влюблен, шельмец. Кажется, он теперь нашел себе удобное местечко, где стать на якорь.

– Похоже на то, что ты говоришь правду, Уилли, – сказала с серьезным видом мать.

– Но в которую из двух?

– Этого я не знаю.

– Надо сказать правду, обе они – прелестные девушки. Но до тех пор пока он будет колебаться, какую выбрать – ту или другую, это не может быть серьезным. Что же, ведь мальчику уже двадцать четыре года, и прошлый год он заработал пятьсот фунтов стерлингов. Он может жениться, потому что теперь богаче, чем я, когда я был лейтенантом и женился.

– Мне кажется, что теперь мы можем видеть, в которую он влюблен, – заметила наблюдательная мать.

Чарльз Уэстмакот перестал бросать свои шары и болтал с Кларой Уокер, а Ида и Гарольд Денвер все еще стояли у решетки и разговаривали, и по временам слышался их смех. Теперь составилась новая партия, и доктор Уокер, который оказался лишним, вошел в калитку и пошел по дорожке сада.

– Добрый вечер, миссис Гей-Денвер, – сказал он, приподняв свою соломенную шляпу с широкими полями. – Можно к вам?

– Здравствуйте, доктор! Милости просим.

– Попробуйте-ка моих, – сказал адмирал, протягивая ему свою сигарочницу. – Они недурны. Я привез их с берега Москитов. Я было хотел подать вам сигнал, но вам там, на лужайке, кажется, было очень весело.

– Миссис Уэстмакот очень умная женщина, – сказал доктор, закуривая сигару. – Да, кстати, вы сейчас упомянули о береге Москитов. Что, когда вы там были, вы не видали Hyla?

– Такого названия нет в списке, – отвечал самым решительным тоном моряк. – Есть «Hydra» – это корабль с башнями для защиты гавани, но он всегда остается в Англии.

Доктор расхохотался.

– Мы с вами живем в двух совершенно различных мирах, – сказал он. – Hyla – это маленькая зеленая древесная лягушка, и Биль вывел свои заключения о протоплазме на основании того вида, какой имеют ее нервные клеточки. Я очень интересуюсь этим.