Артур Конан Дойл - Письма Старка Монро. Дуэт со случайным хором. Романтические рассказы (сборник)

Гом, 1 декабря 1881 г.

Вы помните, дорогой Берти, что в последнем письме я сообщал вам о своем возвращении из Авонмута, от Колингворта, который обещал уведомить меня о том, какие шаги он предпримет для умиротворения кредиторов. Как я и ожидал, он не написал мне ни слова. Но стороной мне удалось узнать кое-что. По этим сведениям – из вторых рук и, может быть, не совсем точным – Колингворт сделал именно то, что я ему советовал, и созвав кредиторов, изложил им подробно положение своих дел. Эти добрые люди были так тронуты нарисованной им картиной достойного человека в борьбе с превратностями судьбы, что некоторые из них прослезились, и не только все единодушно решили отсрочить ему уплату, но даже зашла речь о сборе в его пользу. Я слышал, что он уехал из Авонмута, но не имею ни малейшего понятия о том, что с ним сталось. Общее мнение, что он уехал в Англию. Он странный малый, но я желаю ему успеха, где бы он ни был.

Вернувшись домой, я снова стал помогать отцу и поджидать, не откроется ли какой-нибудь выход. Полгода пришлось мне ждать – тяжелые полгода; и как же не обрадоваться, когда однажды вечером я получил письмо за подписью Кристи Гоуден с приглашением явиться для переговоров ввиду возможности получить место. Мы не могли догадаться, в чем дело, но я был полон надежды.

Итак, на другой же день, я надел парадную шляпу, а матушка влезла на стул и раза два прошлась платяной щеткой по моим ушам, воображая, что от этого воротник моего сюртука будет выглядеть презентабельнее. С этим намерением я пустился в свет, а добрая душа стояла на лестнице, провожая меня взглядом и пожеланиями успеха.

Не без трепета сердечного явился я в контору, так как я гораздо более нервный человек, чем думают некоторые из моих друзей. Как бы то ни было, я предстал наконец перед ясные очи мистера Джемса Кристи, сухого, жесткого господина с тонкими губами, резкими манерами и той шотландской точностью выражений, которая производит впечатление ясности мысли.

– Я слышал от профессора Максвелла, что вы ищете место, мистер Монро, – сказал он.

– Я был бы очень рад получить место, – отвечал я.

– О ваших медицинских познаниях нет надобности толковать, – продолжал он, осматривая меня с ног до головы самым пытливым взглядом. – Ваш диплом ручается за них. Но профессор Максвелл считает вас особенно пригодным для этого места по физическим причинам. Могу я спросить, сколько в вас веса?

– Четырнадцать стоунов.

– А рост, насколько могу судить, шесть футов?

– Именно.

– Далее, насколько мне известно, вы привычны ко всякого рода физическим упражнениям. Ну, конечно, не может быть и сомнения в том, что вы вполне подходящий человек, и я очень рад рекомендовать вас лорду Салтайру.

– Позвольте вам напомнить, – заметил я, – что я еще не знаю, какое это место и какие условия вы предлагаете.

Он засмеялся.

– Я немного поторопился, – сказал он, – но не думаю, чтобы мы разошлись насчет места или условий. Быть может, вы слыхали о несчастий нашего клиента, лорда Салтайра? Нет? В немногих словах, его сын, сэр Джемс Дервент, наследник и единственный отпрыск, пострадал от солнечного удара во время уженья рыбы нынче летом, в июле. С тех пор его рассудок не совсем в порядке, он остается в хроническом состоянии угрюмой хандры, которая время от времени разражается припадками бешенства. Отец его не позволяет ему отлучаться из Лохтолли Кастль и желает, чтобы при нем находился врач для постоянного наблюдения. Ваша физическая сила, без сомнения, окажется очень полезной в случае бешеных припадков, о которых я сейчас упомянул. Вознаграждение – двенадцать фунтов в месяц, и желательно, чтобы вы приступили к исполнению своих обязанностей завтра же.

Я шел домой, дорогой Берти, с бьющимся сердцем и не слыша под собой ног. В кармане у меня оказался восьмипенсовик, и я истратил его весь на покупку очень хорошей сигары, чтобы отпраздновать этот случай. Старикашка Колингворт всегда был очень хорошего мнения о сумасшедших для начинающего. «Берите сумасшедшего, дружище! Берите сумасшедшего!» – говаривал он. Но тут открывалось не только место, а и связи в высшем обществе. Казалось, легко было предвидеть, как пойдет дело. Случится заболевание в семье (может заболеть сам лорд Салтайр или его жена), за доктором посылать – время не терпит. Приглашают меня. Я приобретаю доверие и становлюсь домашним врачом. Они рекомендуют меня своим богатым друзьям. Все это было так же ясно, как возможно. Я рассуждал по дороге домой, стоит ли отказываться от выгодной практики ради профессорской кафедры, которая может быть мне предложена.

Мой отец принял известие довольно философски, сардонически заметив, что мой пациент и я составим вполне подходящую компанию друг для друга. Зато матушка пришла в восторг, за которым последовал пароксизм ужаса. У меня оказалось только три рубашки, лучшее мое белье было отправлено в Белфаст для поправки и починки, ночные сорочки еще не были помечены, – словом, возникла куча тех мелких домашних затруднений, о которых мужчины никогда не думают. Зловещее видение леди Салтайр, пересматривающей мое белье и находящей носок без пятки, не давало покоя матушке. Мы вместе отправились по магазинам, и к вечеру душа ее была спокойна, а я был обеспечен бельем в счет моего первого месячного заработка. Когда мы возвращались домой, матушка распространялась насчет великих людей, к которым я поступаю на службу. Надо вам сказать, что фамильная гордость – ее слабое место. По прямой линии Пекенгэмы (она урожденная Пекенгэм) считают в числе своих предков нескольких выдающихся людей, а по боковым, – о, по боковым линиям нет, кажется, монарха в Европе, который не был бы с нами в родстве. «Салтайры в некотором смысле твои родственники, голубчик, – говорила она. – Ты в очень близком родстве с Перси, а в жилах Салтайров тоже есть кровь Перси. Правда, они только младшая линия, а мы в родстве с старшей; но из-за этого мы не станем отвергать родство» – Она бросила меня в пот, намекнув, что может легко уладить дело, написав леди Салтайр и выяснив наши отношения. Несколько раз в течение вечера я слышал, как она снисходительно бормотала, что Салтайры только младшая линия.

На следующее утро я отправился в Лохтолли, который, как вы знаете, находится в Северном Портисайре. Он расположен в трех милях от станции. Большой серый дом с двумя башнями, выдающимися над сосновым лесом, точно заячьи уши над травой. Въезжая в ворота, я чувствовал себя не в своей тарелке, – совсем не так, как должна себя чувствовать старшая линия, снисходящая до посещения младшей. В прихожей меня встретил важный, ученого вида мужчина, которому я хотел было сердечно пожать руку. К счастью, он предупредил изъявление моих дружеских чувств, заявив, что он дворецкий. Он провел меня в маленький кабинет, где все блестело лаком и сафьяном, и где мне пришлось подождать великого человека. Последний оказался гораздо менее внушительной фигурой, чем его дворецкий, так что я сразу остановился, лишь только он открыл рот. Это краснолицый господин, с проседью, с резкими чертами, с пытливым, но благодушным видом, очень добродушный с виду и немножко вульгарный. Супруга же его, с которой он познакомил меня позднее, крайне отталкивающая особа, – бледная, холодная, с лошадиным лицом, опухшими веками и сильно выдающимися синими жилками на висках. Она снова заморозила меня, хотя я совсем было оттаял под влиянием ее мужа. Как бы то ни было, всего больше интересовало меня увидеть моего пациента, к которому лорд Салтайр отвел меня после чая.