Александр Дюма - Мертвая голова (сборник)

– Что вы собираетесь делать с этим бочонком пороха? – спросил с некоторым беспокойством мальтиец.

– Да, ничего особенного… скоро сами все увидите.

Вошел Али с бочонком.

– Хорошо, – продолжал Бруно, – теперь проделай в нем буравчиком дыру.

Преданный Али тут же кинулся выполнять приказание. Пока мальчик сверлил бочонок, Паскаль разорвал салфетку, разделил ее на нити, скатал их, обсыпал порохом из патрона и продел получившийся фитиль в просверленное отверстие, после чего залепил его подмоченным порохом, укрепляя тем самым фитиль. Едва он успел окончить эти приготовления, как раздались удары топоров в ворота.

– Ну что? Чем я не пророк? – воскликнул Бруно, подкатывая бочонок к лестнице, что находилась у самого выхода из комнаты и вела прямо во двор. В следующий миг Паскаль поднес к фитилю подожженную сосновую ветку.

– А, – сказал мальтиец, – теперь, кажется, я начинаю понимать…

– Отец, – предупредил Али, – они приближаются со стороны горы, у них лестница.

Бруно бросился к окну, откуда он стрелял в первый раз, и увидел, что враги действительно возвращаются, теперь уже хорошо подготовленные к штурму крепости.

– Ружья заряжены? – спросил Бруно.

– Да, отец, – ответил Али, подавая ему карабин.

Бруно, не глядя, взял его и, прижав к плечу, долго прицеливался, чего он до сих пор не делал. Прогремел выстрел, один из двух человек, несших лестницу, упал замертво.

Его заменил другой. Бруно взял второе ружье, и еще один солдат упал рядом со своим товарищем.

Их место заняли другие, но и они тотчас же были убиты. Лестница оказалась роковой: стоило человеку до нее дотронуться, как он падал мертвым. Солдаты, шедшие на приступ, бросили лестницу и вновь отступили. Но прежде они дали общий залп из ружей по окнам крепости, который, как и все предыдущие, ни к чему не привел.

Солдаты, рубившие ворота, удвоили усилия, собаки страшно завыли. Если временами удары топоров делались глуше, то лай собак только усиливался. Наконец, одно бревно в воротах подалось, и два или три человека проникли через это отверстие во двор. По диким крикам, раздавшимся оттуда, солдаты поняли, что их товарищам пришлось иметь дело с врагом куда более страшными, чем они предполагали. Не было никакой возможности стрелять в собак, чтобы не ранить людей. Осаждавшие постепенно проникали внутрь через прорубленное отверстие. Весь двор скоро наполнился людьми, и тут развернулся неистовый бой между солдатами и четырьмя псами, отчаянно защищавшими узкую лестницу, что вела на первый этаж крепости. Вдруг дверь наверху распахнулась, и бочонок с порохом, припасенный Бруно, прыгая со ступеньки на ступеньку, покатился вниз. Он разорвался посреди двора.

Взрыв был ужасен, часть стены обрушилась, а все, что было во дворе, обратилось в прах. Осаждавшие на мгновение пришли в замешательство.

Между тем оба отряда соединились, теперь их ряды насчитывали около трехсот человек. Чувство огромного стыда охватило всех солдат от осознания того, что им дает отпор всего лишь один человек. Наконец осаждавшие выстроились в колонну и медленно, через пробитую в стене брешь, стали взбираться по лестнице. Она в один миг заполнилась людьми, и скоро те, кто поднимался первыми, при всем своем желании не могли отступить, так как на них напирали сзади. В этой сумятице первым ничего не оставалось, как налечь на дверь, но она, сверх всякого ожидания, открылась совершенно свободно. Солдаты ворвались в комнату с громкими победными криками. Но в этот момент открылась дверь во вторую комнату, и жандармы увидели Бруно, сидевшего на бочонке с порохом. Паскаль держал в каждой руке по пистолету. В следующий миг мальтиец бросился в открытую дверь и с неподдельным страхом в голосе прокричал:

– Назад! Все назад! Крепость заминирована… Еще шаг, и мы все взлетим на воздух!

Дверь закрылась, словно по волшебству, и вместо ликования раздались крики ужаса. Слышно было, как вся толпа, теснясь и толкаясь, бросилась вниз по узкой лестнице, несколько человек даже выпрыгнули из окна. Всем им казалось, что земля уже дрожит у них под ногами. Через пять минут Бруно вновь был единственным властелином крепости. Мальтиец, пользуясь случаем, исчез.

Когда шум стих, Паскаль подошел у окну и увидел, что штурм крепости сменился настоящей блокадой. Все выходы караулили часовые, прятавшиеся за телегами и бочками.

– Они, кажется, хотят взять нас измором, – сказал Бруно.

– Собаки! – воскликнул Али.

– Не оскорбляй бедных животных, которые умерли, защищая меня, – произнес Бруно, грустно улыбаясь, – и называй людей людьми.

– Отец! – вскрикнул Али.

– Что такое?

– Ты видишь?

– Что?

– Зарево!

– Действительно, что бы это могло быть?.. Для зари еще слишком рано, да к тому же там север, а не восток.

– Это горит деревня, – догадался Али.

– Боже мой! Неужели это правда?..

В этот момент раздались громкие крики. Паскаль кинулся к дверям и столкнулся с мальтийцем.

– Это вы, командор! – воскликнул Бруно.

– Да, это я! Не ошибитесь и не примите меня за кого-нибудь другого. Я – друг.

– Приветствую вас. Что случилось?

– Отчаявшись вас захватить, солдаты подожгли деревню. Они не потушат пожар до тех пор, пока крестьяне не перейдут на их сторону и не выступят против вас. Одни солдаты больше не хотят идти.

– А что крестьяне?

– Отказываются.

– Да, да… Я так и знал. Они скорее дадут сжечь дотла свои дома, чем позволят коснуться волоса на моей голове… Хорошо, командор, пойдите к тем, кто вас послал, и скажите им, чтобы они тушили пожар.

– Как так?

– Я сдаюсь.

– Ты сдаешься, отец? – вскрикнул Али.

– Да… Но так как я пообещал, что сдамся только одному человеку, то ему одному я и позволю меня схватить. Итак, пусть оставят деревню в покое и едут за этим человеком в Мессину.

– Кто же этот человек?

– Паоло Томмази, жандармский бригадир.

– Не желаете ли вы еще чего-нибудь?

– Да, у меня есть еще одна просьба, – ответил Бруно и что-то прошептал на ухо мальтийцу.

– Я надеюсь, что ты не просил сохранить мне жизнь? – спросил Али.

– Разве я не сказал тебе, что на тебя будет возложена особая миссия после моей смерти?

– Прости, отец, я забыл об этом.

– Идите, командор, и сделайте то, о чем я вас просил. Если пожар будет потушен, я пойму, что мои условия приняты.

– Вы не сердитесь на меня за то, что я взял на себя это поручение?

– Ведь я же сказал вам, что берег вас для того, чтобы вы были моим парламентером.

– Верно…

– Кстати, – спросил Бруно, – сколько домов сгорело?

– Когда я шел к вам, два уже сгорели дотла.

– В кошельке, что я даю тебе, триста пятнадцать унций. Раздай их владельцам сгоревших домов.

– Прощайте.