Эжен Скриб - Стакан воды (сборник)

Написанная в 1840 году, она и по сей день является самой популярной и самой репертуарной у нас в России комедией Скриба. Кажется, что история безвольной королевы, умного и ловкого герцога Болингброка и хитрой интриганки герцогини Мальборо способна вызывать постоянный интерес у зрителя. Конечно, дело совсем не в том, что Скриб открыл вечный театральный сюжет. В «Стакане воды» им воплощена идеальная модель драматического текста, такого, который французы сразу же назовут «хорошо сделанной пьесой». Этот самый идеальный тип сценического действия, в котором характеры движут сюжет, в котором события логично вытекают из столкновений характеров и обстоятельств, в котором вовремя совершенное действие способно повернуть вспять казалось бы неотвратимые обстоятельства.

«Хорошо сделанная пьеса» – это мечта любого театра, школа для начинающего драматурга, залог актерского успеха. Не случайно на пьесах Скриба будут учиться все его младшие современники: Сарду, Дюма-сын, Ожье. Постепенно осваивая форму хорошо сделанной пьесы, они никогда не поднимутся до легкости и изящества скрибовских оригиналов. Осознание своего несовершенства заставит их весьма иронично отзываться о своем мэтре. Скриба они упрекали в погоне за богатством, в коммерциализации искусства написания пьес. Да, бедный и рано осиротевший маленький «писака» благодаря своему таланту и уму нажил миллионное состояние. Ему удалось совершить в жизни такой же прыжок, как плохо говорящему по-французски молодому корсиканскому офицеру, ставшему Наполеоном. Время создавало своих героев. Но так ли уж хищен и корыстолюбив был Скриб? Так ли он шел за вкусами своего зрителя?

Его пьеса «Пуф, или Ложь и истина» была сыграна в Комеди Франсез 22 января 1848 года, почти за месяц до революции. Несмотря на свержение монархии, на бурные политические события, на смену правительств, Скриб не обольщался переменами, он видел действительность глубже, раз и навсегда усвоив действие тех законов, которые приводят механизм жизни в движение. В новой комедии он пользуется как будто уже известным драматическим приемом – сталкивая честного молодого офицера, вернувшегося из Африки, с современным ему Парижем. Вот как охарактеризован Париж кануна революции: «Всякий, за исключением вас, знает, что в столь населенном и столь коммерческом городе нельзя ни купить, ни продать ни одного слова правды, но зато ложь здесь производится в открытую, ложь вне конкуренции, патентованная, гарантированная… и единственное неподдельное в наше время – это пуф, или реклама! Пуф – это искусство сеять несуществующее и пожинать плоды его. Это вымысел, превращенный в спекуляцию, ложь, ставшая всеобщим достоянием, пущенная в оборот для нужд общества и промышленности! Все бахвальство, все фокусы и причитания наших поэтов, ораторов, государственных деятелей – все это пуф! И известная красавица, ломающая себе голову над тем, как бы получить в подарок бриллианты, – это пуф! Поэт, раздающий звание великого человека всем и каждому ради того, чтобы каждый встречный и поперечный именовал его великим поэтом, – тоже пуф! А дамы-патронессы, а железнодорожные компании, а биржевые акции – разве все это не пуф? А ласки, расточаемые избирателям, а предвыборные посулы депутатов, а их речи после избрания! А промышленник, предлагающий свои товары, торговец, расхваливающий свои шелка, министр, угрожающий отставкой, все это пуф и еще раз пуф! Не говоря уже о том, что существует пуф благотворительности и пуф бескорыстия, пуф патриотизма и пуф благочестия… ибо к помощи пуфа прибегают все сословия, все круги, все классы. Хотя и следует признать, справедливости ради, что чаще других и в наибольшем количестве используют его адвокаты, журналисты и врачи!»

Примечательно, что уроки жизни молодому герою преподносит современный Скрибу Гарпагон. В отличие от мольеровского персонажа, он совсем не богат. Разорившись в молодости, он в полной мере испытал на себе не только истину человеческих отношений, но и превратился в настоящего философа-практика, почти слово в слово повторяя за Мольером: «Достоинство мое отталкивало всех, а когда я присвоил себе порок, то всюду встречаю одно уважение!» Он стал искусно играть роль богатого скряги, так как усвоил еще один урок демократического общества: «В наши дни для того, чтобы разбогатеть, нужно иметь деньги». Деньги дают не только почет и власть, но и право быть писателем. Один из персонажей пьесы, бездарный граф, пишет стихи, издает чужой текст под своим именем, потому как, поясняет издатель: «Литературу миллионеров мы можем выпускать и в атласных переплетах, и с цветными иллюстрациями».

Эта пьеса писалась Скрибом на излете романтизма, и он, существуя в органичной естественной связи с большой литературой, чутко ощущал финал большого стиля. В его комедии появляется девица, которая пишет «Секретные мемуары молодой дамы, могущие служить пособием для истории Франции девятнадцатого века». Это изящная комедийная саморефлексия романтизма, литературная игра. Причем у Скриба она возникает не сама по себе, не как литературная виньетка. Ему, знатоку законов сцены, точно известно, что любая деталь, любая мелочь должна играть. В конце второго действия девица от литературы формулирует четкую цель: «Глава восемнадцать. Каким образом Коринна добилась союза Альбера и Антонии. И как она отомстила коварному графу, став его женой». Заканчивается пьеса главой двадцатой, в которой происходят две свадьбы – Коринны и Антонии. «Вот так и пишется история, друзья!» – завершает пьесу герой Скриба.

Понимание того, как создается и пишется история, не придавали больше комедиям Скриба легкости и оптимизма. После революции 1848 года, после Второй республики и во времена Второй империи в нем происходит какой-то надлом, появляется усталость. Он пишет все реже и реже. Его комедии, в которых со всей ясностью и очевидностью раскрывается современное шарлатанство, оказываются не ко времени. При Наполеоне III общество нуждается в утверждении моральных норм, в изучении положительных образцов. Этот двойной «пуф» нагромождался в Париже времен Второй империи так быстро и стремительно, что на Скриба с удвоенной силой посыпались нападки со всех сторон. Его снова критиковали и в правых, и в левых журналах. Его ученики и соавторы начинали мягко советовать ему, «писаке», побольше думать об искусстве. Единственный, кто поставил Скриба выше всех современных драматургов, был Ибсен.

Скриба, осмеянного за буржуазный практицизм, охаянного за французское здравомыслие, Ибсен выделил из толпы всех пишущих для сцены. Создатель «новой драмы», великий пророк режиссерского театра, «мрачный норвежец», как называли его современники, Ибсен видел в Скрибе Драматурга. Реформируя драму, в скрибовских пьесах он находил ту отточенную драматическую конструкцию, которой не было ни у одного из его критиков. «Хорошо сделанная пьеса» Скриба подводила важную черту в развитии всего европейского театра. Старые формы были исчерпаны, новые еще не созданы.