Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери (сборник)

Зал был обширный и темный, отчего казался еще больше. Смеркалось. В длинные стрельчатые окна проникали только бледные лучи, погасавшие, не достигнув свода, представлявшего огромную решетку из балок, покрытых множеством вырезанных на них фигур, которые, казалось, двигались в полумраке. На столах местами уже горели свечи. Свет от них падал на головы согнувшихся над кипами бумаг писцов. Передняя часть зала была занята толпой; направо и налево сидели судейские и стояли столы. В глубине, на эстраде, сидели многочисленные судьи, последние ряды которых тонули в темноте, – неподвижные, мрачные лица! Стены были усеяны изображениями лилий. Над судьями неясно виднелось большое распятие, и повсюду сверкали пики и алебарды, на остриях которых огненными точками отражался свет.

– Что это за господа, сидящие, как прелаты на соборе? – спросил Гренгуар одного из соседей.

– Направо советники первой камеры палаты, налево – судебные следователи. Низшие чины – в черном, а высшие – в красном.

– А там, выше, кто этот толстяк, что так потеет?

– Господин председатель.

– А эти бараны позади него? – продолжал расспрашивать Гренгуар, не любивший, как мы уже сказали, магистратуру; может быть, причиной тому была злоба, которая осталась у него по отношению к суду со времени его драматических злоключений.

– Это все господа следователи королевской палаты.

– А перед ними – этот кабан?

– Это королевский секретарь парламента.

– А направо – тот крокодил?

– Мэтр Филипп Лёлье, чрезвычайный королевский прокурор.

– А налево – этот толстый черный кот?

– Мэтр Жак Шармолю, королевский прокурор духовного суда, и господа члены консистории.

– Что же делают здесь все эти господа? – спросил Гренгуар.

– Судят.

– Кого? Я не вижу подсудимого.

– Это женщина, сударь. Вы не можете ее видеть. Она обращена к нам спиной, и толпа закрывает ее. Она там, где вы видите группу стражей с бердышами.

– Что это за женщина? – спросил Гренгуар. – Вы знаете ее имя?

– Нет; я только что пришел. Думаю только, что дело идет о колдовстве, потому что консистория присутствует на суде.

– А! Так мы увидим, как все эти господа в мантиях станут поедать человеческое мясо. Что же, зрелище, как всякое другое!

– Не находите ли вы, сударь, что у мэтра Жака Шармолю очень кроткая наружность? – спросил сосед.

– Гм, – отвечал Гренгуар. – Не доверяю я кроткой физиономии со сжатыми ноздрями и тонкими губами.

Здесь соседи попросили разговаривавших замолчать. Слушалось важное свидетельское показание.

– Господа, – говорила, стоя посреди зала, старуха, лицо которой настолько сливалось с одеждой, что она казалась сплошным узлом лохмотьев, – это все такая же правда, как то, что я ла Фалурдель с моста Святого Михаила, где я живу уж сорок лет, аккуратно платя пошлины, оброки и подати. Дверь моя против Тассена Кайяра, красильщика, который живет на верхнем берегу реки. Теперь я – бедная старуха, а когда-то была красивой девушкой! На днях мне сказали: «Ла Фалурдель, не верти свою прялку чересчур быстро вечером, дьявол любит расчесывать своими рогами пряжу старух. Достоверно, что “мрачный монах”, что бродил в прошлом году около Темпля, теперь оказался в ла Сите. Смотри, Фалурдель, как бы он не постучался к тебе в дверь». Однажды вечером я пряла около двери. Стучат. Спрашиваю – кто там? Кто-то ругается. Отворяю. Входят двое мужчин – один весь в черном, другой красивый офицер. У черного были видны только глаза – как два горящих угля. Все остальное было закрыто плащом и шляпой. Вот что они мне сказали: «Дай нам келью святой Марты». Это моя верхняя комната, самая чистая из всех. Они мне дают экю. Я прячу экю в ящик и говорю: «Завтра куплю себе требухи на живодерне в Глориетте». Мы идем наверх. Когда мы пришли в комнату и я обернулась, человек в черном исчез. Это меня несколько удивило. Офицер, красивый, как настоящий аристократ, спустился со мной вниз. Он ушел. Не успела я спрясть и четверть пасмы, как он вернулся с красивой молодой девушкой – куколкой, которая засияла бы как звездочка, если бы ее приодеть. С ней был козел, большой козел, белый или черный, теперь не помню. Это заставило меня призадуматься. До девушки мне дела нет, но вот козел… Не люблю я этих животных – у них борода и рога. Как будто мужчины. Да и пахнет шабашем. Однако я ничего не говорю. Я получила экю. Ведь я правильно рассудила, господин судья? Я проводила девушку и капитана наверх и оставила их одних, то есть с козлом. Сама же возвратилась вниз и снова принялась за пряжу. Надо вам сказать, что дом мой двухэтажный и задняя сторона его обращена к реке, как у прочих домов на мосту, и окна из первого и второго этажа выходят прямо над водой. Ну вот, я принялась было за пряжу, и, не знаю почему, у меня в голове все вертелся этот «мрачный монах», о котором мне напомнил козел; а девушка показалась мне несколько странно одетой. Вдруг я слышу наверху крик, что-то падает на пол, и затем открывается окно. Я бегу к своему окну, которое как раз под верхним, и вижу, как мимо меня мелькает какая-то черная масса и падает в воду. Это был призрак, одетый священником. Светила луна, и я его очень хорошо рассмотрела. Он поплыл в сторону Сите. Тогда, вся дрожа, я зову ночную стражу. Солдаты вошли, и так как они были навеселе, то, не зная, в чем дело, в первую минуту стали бить меня. Я им все объяснила. Мы идем наверх – и что же находим? Комната вся залита кровью, офицер лежит на полу с кинжалом в шее, девушка притворяется мертвой, а козел мечется в испуге. «Вот так история, – говорю я, – теперь целых две недели не отмоешь пол. Придется скоблить – ужасно!» Бедного молодого человека, офицера, унесли, а также и девушку – она была полураздета. Подождите. Самое худшее то, что, когда я на другой день хотела взять экю, чтобы сходить за требухой, я на его месте нашла сухой лист.

Старуха умолкла. Ропот ужаса пробежал среди слушателей.

– Привидение, козел – все это пахнет колдовством, – заметил один из соседей Гренгуара.

– А этот сухой лист! – добавил другой.

– Нет никакого сомнения, – заключил третий, – это колдунья, у которой стачка с «мрачным монахом», чтобы грабить офицеров.

Сам Гренгуар был недалек от того, чтобы найти все это ужасным и правдоподобным.

– Женщина Фалурдель, вы не имеете ничего больше сообщить правосудию? – величественно спросил председатель.

– Нет, разве только то, что в протоколе мой дом назвали покосившейся, вонючей лачугой, а это обидно! – заявила старуха. – Все дома на мосту не бог весть какие, потому что битком набиты людьми. А все же мясники не перестают селиться там, хотя это люди богатые и жены у них – красивые, порядочные женщины.

Прокурор, в котором Гренгуар нашел сходство с крокодилом, поднялся.