Джейн Остен - Разум и чувство

– Да, – мрачно кивнул он, – один раз мы встречались. К сожалению, этого нельзя было избежать.

– Что? – Элинор взглянула на сидевшего рядом мужчину с неподдельной тревогой. – Вы встречались с ним для того, чтобы…

– Разумеется. У меня не было иной причины с ним увидеться. Элиза, хотя и с большой неохотой, назвала мне имя своего любовника. Когда он примерно через две недели после меня приехал в Лондон, мы встретились в назначенном месте. Он явился, чтобы защищаться, а я – чтобы покарать его поведение. Мы оба остались невредимы, поэтому наша встреча не получила огласки.

Элинор только вздохнула, подумав, насколько иллюзорна необходимость таких действий, но воздержалась высказать эти мысли своему собеседнику – мужчине и солдату.

– Подумать только, – снова заговорил полковник Брэндон, – насколько похожа несчастливая судьба матери и дочери. Я не оправдал оказанное мне доверие.

– Она еще в городе?

– Нет. Едва она оправилась после родов, а я нашел ее незадолго до этого события, я отправил ее и ребенка в деревню. Там они будут жить.

Затем полковник спохватился, что Элинор, по-видимому, следует находиться с сестрой, и откланялся. Она еще раз искренне поблагодарила гостя и простилась с ним, исполненная сострадания и уважения.

Мисс Дэшвуд не замедлила передать сестре все подробности разговора. Рассказ произвел на Марианну не совсем такое впечатление, как она ожидала. Марианна, казалось, не сомневалась в истине каждого слова, она выслушала все покорно и внимательно, при этом не прерывала, не возражала и не пыталась найти оправдание Уиллоби. Лишь слезы, струившиеся по ее щекам, словно утверждали, что это невозможно. Элинор была уверена, что Марианна больше не сомневается в виновности Уиллоби. Она перестала избегать полковника Брэндона, когда он появлялся с визитами, и даже иногда сама заговаривала с ним, неизменно сочувственно и уважительно. Элинор видела, что сестра больше не предается безудержному отчаянию, однако ей не стало легче. Возбуждение сменилось тягостным унынием. Ее душевные муки от сознания низости Уиллоби были даже больше, чем когда она считала, что потеряла его сердце. Мысли о судьбе его несчастной жертвы – соблазненной и брошенной мисс Уильямс, о том, какое будущее он, должно быть, готовил ей самой, настолько изводили девушку, что она не находила в себе сил открыться даже сестре. Она предавалась печали молча, что беспокоило Элинор куда сильнее, чем открытое и частое проявление горя.

Описывать, что пережила миссис Дэшвуд, получив письмо Элинор и продумывая ответ, значило бы повторить описание чувств ее дочерей. Это было и разочарование, вряд ли менее горькое, чем испытала Марианна, и возмущение, даже более сильное, чем чувствовала Элинор. Длинные письма, приходившие от нее одно за другим, повествовали о ее мыслях и страданиях. В них выражалось нежное сочувствие Марианне, материнская просьба проявить твердость и выстоять. Велико же было несчастье Марианны, если мать начала разговор о стойкости, и оскорбительной, унизительной была причина этого несчастья, о которой она молила дочь не сожалеть.

Вопреки своему желанию миссис Дэшвуд решила, что Марианне пока лучше не возвращаться домой, потому что в Бартоне все окружающее будет постоянно и мучительно напоминать ей о прошлом, воскрешать в ее памяти Уиллоби таким, каким она его видела в свои самые счастливые дни. Она настоятельно советовала дочерям не сокращать своего пребывания у миссис Дженнингс, срок которого, хотя и не обговаривался точно, согласно ожиданиям должен был составить не менее пяти-шести недель. В Бартоне они безусловно будут лишены того многообразия занятий и развлечений, которое предоставляет Лондон. Миссис Дэшвуд надеялась, что светское общество временами сможет отвлечь Марианну от тягостного уныния, а быть может, даже пробудит в ней интерес к жизни, хотя пока она, конечно, отвергает самую возможность этого.

Опасность снова встретиться с Уиллоби была, по мнению миссис Дэшвуд, практически одинаковой что в городе, что в деревне. Ведь все считающиеся ее друзьями теперь, несомненно, прервут с ним знакомство. Их наверняка никто не станет сводить намеренно, неожиданная встреча в гостях также произойти не может. Случайно столкнуться в толпе прохожих на лондонских улицах, конечно, можно, но вероятность этого даже меньше, чем в тихом уединении Бартона. Ведь после свадьбы молодожены прибудут в Алленхейм. Это событие миссис Дэшвуд сначала считала маловероятным, но потихоньку убедила себя в его неизбежности.

У миссис Дэшвуд была еще одна причина удерживать дочерей в Лондоне. Недавно она получила письмо от пасынка, в котором он извещал, что прибудет в Лондон с супругой в середине февраля. Миссис Дэшвуд не сомневалась, что ее дочери должны иногда встречаться с братом.

Марианна обещала послушаться мать и покорилась ее решению без возражений, хотя оно было прямо противоположным ее собственным желаниям и ожиданиям. Она искренне считала его неправильным и принятым на основе ошибочных предпосылок. Настаивая на ее пребывании в Лондоне, миссис Дэшвуд лишала ее единственного настоящего утешения – нежной материнской ласки, обрекала ее на жизнь в обществе и светские обязанности, которые наверняка не дадут ей ни минуты покоя.

Впрочем, ее утешала мысль, что ее несчастье может обернуться большой радостью для Элинор. Последняя в свою очередь, обоснованно полагая, что избежать встреч с Эдвардом ей не удастся, тешила себя надеждой, что продление их визита, хотя и будет крайне тяжело для нее, окажется полезнее для Марианны, чем немедленное возвращение в Девоншир.

Старания Элинор уберечь сестру от любых упоминаний имени Уиллоби не остались безрезультатными. Марианна пожинала их плоды, не подозревая об этом. Миссис Дженнингс, сэр Джон и даже леди Палмер при ней не разговаривали о нем. Элинор страстно желала, чтобы их сдержанность распространилась и на нее, но об этом оставалось только мечтать. И день за днем ей некуда было деваться от их негодующих откровений.

Сэр Джон никак не мог предположить, что такой поворот событий возможен. Он был самого высокого мнения об этом человеке. Такой веселый, компанейский малый. А лучшего наездника не сыскать во всей округе! Нет, воистину чужая душа потемки. Пусть катится ко всем чертям. Туда ему и дорога. А сэр Джон больше никогда не перебросится с ним хотя бы словом. Ни за какие блага. Даже если им когда-нибудь придется провести два часа рядом в бартонской роще в засаде на птиц. Подумать только, каков подлец! А ведь во время их последней встречи он даже предложил этому человеку выбрать любого щенка Шалуньи! Вот ведь как все обернулось!