Джейн Остен - Разум и чувство

Элинор надеялась, что им напишет кто-нибудь из знакомых в Лондоне и сообщит подробности, но время шло, а ни писем, ни других новостей не было. Она злилась на всех отсутствующих друзей, которые, как она считала, исключительно по лености и эгоизму не желали утруждать себя.

Горя нетерпением узнать хотя бы что-нибудь, она обратилась к матери:

– Мама, когда вы напишете полковнику Брэндону?

– Я написала ему, девочка моя, еще на прошлой неделе и теперь жду не столько ответа, сколько его самого. Я проявила удивительную настойчивость, приглашая его погостить у нас, и нисколько не удивлюсь, если он на днях появится.

Теперь Элинор вся обратилась в ожидание. Полковник Брэндон, несомненно, был самым осведомленным человеком. И едва она успела об этом подумать, как заметила за окном приближающегося к дому всадника. И вот он остановился у их калитки. Конечно же это полковник! И сейчас она узнает новости. При этой мысли ее охватила нервная дрожь. Но что это? Кажется, это вовсе не полковник! Осанка не его, да и рост другой… Будь это возможно, она бы решила, что приехал Эдвард. Она вгляделась пристальнее в спешившегося всадника. Нет, ошибка невозможна! Это действительно Эдвард! Элинор отошла от окна и села. «Он приехал от мистера Прэтта, чтобы повидаться с нами. Я буду спокойна… Я сумею справиться с собой…»

Вскоре и остальные члены семьи заметили гостя. Миссис Дэшвуд и Марианна испуганно переглянулись и что-то возбужденно зашептали друг другу. В тот миг Элинор отдала бы все на свете в обмен на силы произнести хотя бы одно слово. Ей было совершенно необходимо объяснить им, что ее самое большое желание – чтобы они были с ним приветливы и обходительны, как всегда, чтобы, не дай бог, ничем не выдали холодности или осуждения. Однако говорить она не могла, и ей оставалось только понадеяться на чуткость своих близких.

Гостя ожидали в полном молчании. Но вот под его ногами зашуршал песок на дорожке, через секунду его шаги послышались на крыльце, а еще через несколько мгновений Эдвард Феррарс предстал перед хозяевами дома.

Он не выглядел особенно счастливым. Его лицо побледнело от волнения: по всей вероятности, он опасался неласкового приема, хотя и сознавал, что заслужил его. Однако миссис Дэшвуд, искренне надеясь, что угадала желания дочери, которым в ту минуту очень хотела следовать, приветливо поздоровалась с вошедшим, протянула ему руку и пожелала счастья.

Эдвард густо покраснел и пробормотал в ответ нечто невразумительное. Элинор пожалела, что вслед за матерью не пожала ему руку, но момент был упущен. Она постаралась придать лицу совершенно невозмутимое выражение, села и заговорила о погоде.

Марианна выбрала стул в самом углу, подальше от гостя, очевидно не надеясь на свою выдержку. Маргарет не слишком поняла, что происходит, но на всякий случай сочла необходимым принять вид гордого достоинства. Она села чуть в стороне от Эдварда и хранила молчание.

Элинор довольно долго радовалась тому, что весна выдалась удивительно солнечной, но в конце концов ее восторг иссяк, и наступила мучительная пауза. Ее нарушила миссис Дэшвуд, выразив надежду, что миссис Феррарс в добром здравии. Сей факт был поспешно подтвержден Эдвардом.

Последовала еще одна пауза.

Элинор, собрав все свое мужество, заставила себя снова заговорить, при этом ее почему-то испугали звуки собственного голоса:

– Миссис Феррарс осталась в Лонгстейпле?

– В Лонгстейпле? – растерянно переспросил Эдвард. – Нет, моя мать осталась в Лондоне.

– Я имела в виду, – уточнила Элинор, схватив со стола рукоделие, – миссис Эдвард Феррарс.

Она не подняла глаза на Эдварда, зато на него пристально уставились ее мать и Марианна. Он замялся, покраснел и нерешительно пробормотал:

– Наверное, вы имеете в виду моего брата… вы хотели спросить о миссис Роберт Феррарс?

– Миссис Роберт Феррарс? – хором повторили миссис Дэшвуд и Марианна.

Элинор же не могла вымолвить ни слова, но теперь посмотрела на гостя с немым удивлением.

Он встал, подошел к окну и, видимо не зная, куда девать руки, взял лежавшие на подоконнике ножницы и принялся безжалостно кромсать футляр от них. После недолгой паузы он все-таки проговорил:

– Вы, наверное, не знаете, что мой брат не так давно вступил в законный брак с мисс Люси Стил.

Элинор еще ниже опустила голову над рукоделием. Она так разволновалась, что почти не понимала, где находится и что делает.

– Да, – немного увереннее продолжил он, – они поженились на прошлой неделе и уехали в Долиш… Они и сейчас там.

Этого Элинор уже не могла вынести. Силы ее иссякли, она выбежала из комнаты и, едва успев закрыть дверь, разразилась слезами, которые никак не могла унять. Эдвард, упорно смотревший на кого угодно, но только не на нее, все же не мог не заметить, что она поспешно покинула комнату, а может быть, даже услышал, какое впечатление произвела на нее новость. Во всяком случае, он почти сразу же погрузился в глубочайшую задумчивость, из которой его не смогли вывести ни миссис Дэшвуд, ни Марианна. А через несколько минут он ушел, так и не сказав ни слова, и быстро направился в сторону деревни, оставив женщин в крайнем изумлении. Им оставалось только строить планы и догадки, чем вызвана столь внезапная и необъяснимая перемена.

Обстоятельства освобождения Эдварда пока оставались необъяснимыми, но одно было ясно: он обрел свободу. Можно было без труда предвидеть, как он намерен ею распорядиться. В течение четырех долгих лет он черпал радости опрометчивой помолвки, заключенной без согласия матери, и теперь, когда она оказалась расторгнутой, он, конечно, тут же запланировал другую.

В Бартон его привело желание просить руки Элинор. Если же принять во внимание наличие у него определенного опыта в подобных делах, овладевшая им стеснительность может показаться по крайней мере странной. Чтобы ее преодолеть, ему потребовалось время и изрядная порция свежего воздуха.

Нет нужды уточнять, как долго пришлось гулять Эдварду Феррарсу, чтобы обрести решимость, и как он объяснился со своей избранницей. Достаточно сказать, что в четыре часа, когда все сели за стол, он уже располагал согласием невесты и благословением ее матери. Таким образом, он не только приобрел законные права счастливого жениха, но и на самом деле чувствовал себя на седьмом небе. И у него действительно имелось достаточно поводов радоваться. Он был влюблен, уверен во взаимности, а значит, его сердце было переполнено восторгом. Эдварду совершенно не в чем было себя упрекнуть, и в то же время он благополучно избавился от опостылевших уз, связывавших его с той, к кому уже давно не испытывал никаких чувств. И после этого он сразу же обрел надежду на союз с другой, о котором в отчаянии запретил себе думать, но который уже многие месяцы являлся пределом его мечтаний. Он избавился от сомнений и страхов и был окрылен самыми радостными надеждами. Друзьям прежде никогда ранее не доводилось видеть Эдварда таким веселым, возбужденным, радостным и признательным судьбе.