Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

Вернувшись домой, я снова стал помогать отцу в надежде на то, что рано или поздно мне что-нибудь подвернется. Ждать пришлось шесть месяцев, и эти полгода дались мне нелегко. Понимаешь, просить у отца деньги я не могу… По крайней мере, я не могу заставить себя взять у него хотя бы пенни на нечто такое, что не является крайней необходимостью, поскольку знаю, как тяжело ему приходится работать, чтобы обеспечить нас двоих крышей над головой да еще и содержать скромный выезд, без которого в его профессии так же не обойтись, как портному не обойтись без утюга. Черт бы побрал этих жадных сборщиков налогов, которые сдирают с нас еще несколько гиней на том основании, что это, видите ли, предмет роскоши! Нам едва удается сводить концы с концами, и мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня отец почувствовал себя в чем-то обделенным. Но ты же понимаешь, Берти, что для человека в моем возрасте унизительно не иметь в кармане денег, которыми можно распоряжаться по своему усмотрению. Я от этого испытываю множество неудобств. Какой-нибудь бедняк поможет мне с чем-то на улице и посмотрит на меня косо, когда я ничем его не отблагодарю. Я могу захотеть купить девушке цветы, но вместо этого мне придется мириться с тем, что я покажусь ей неучтивым. Не знаю, почему мне нужно этого стыдиться, раз сам я не виноват в этом, и я надеюсь, мне удастся сделать так, чтобы никто не заметил, что я этого стыжусь. Но тебе, дорогой мой Берти, я могу признаться, что мое самоуважение от этого ужасно страдает.

Мне часто приходил в голову вопрос, почему ни у кого из пишущей братии не возникает желания попытаться изобразить развитие внутреннего мира юноши с поры полового созревания до того времени, когда он начинает превращаться во взрослого самостоятельного мужчину. Писатели-мужчины с великой охотой анализируют чувства героинь, о которых не могут ничего знать наверняка, и в то же время обходят молчанием развитие своих героев, хотя сами прошли через это. Я бы попробовал заняться этим, но для литературы подобного рода нужно обладать развитым воображением, а с ним у меня нелады. Хотя я прекрасно помню все, что происходило со мной. Поначалу мне (как и всем) казалось, будто я испытывал нечто такое, чего больше никто никогда не испытывал, но, наслушавшись того, что пациенты рассказывали отцу, я пришел к выводу, что, взрослея, все переживают примерно одно и то же. Неуверенность в себе; ужасная стеснительность и, как ответная реакция на нее, вспышки бессмысленной дерзости; стремление найти близких друзей; страдания из-за того, что, как тебе кажется, тебя не воспринимают всерьез; невероятные сомнения относительно своей сексуальной состоятельности; ужас перед несуществующими болезнями; неясное волнение, вызываемое всеми женщинами и граничащее со страхом возбуждение, которое охватывает тебя при виде некоторых из них; агрессивность, вызванная страхом показать свой страх; неожиданные приступы меланхолии; недоверие к самому себе… Готов поспорить, что и ты прошел через все это, Берти, точно так же, как и я, точно так же, как страдает от них любой восемнадцатилетний подросток, которого ты встретишь на улице.

Однако я отхожу от темы. Главное то, что я шесть долгих томительных месяцев просидел дома и что теперь я страшно рад новому витку своей жизни, о котором и хочу тебе рассказать. Врачебная практика здесь хоть и неприбыльна, однако отнимает очень много времени. Все эти консультации по три с половиной шиллинга с пациента и роды, приносящие гинею, – в общем, нам с отцом не приходилось бездельничать. Ты знаешь, как я люблю своего старика, но я боюсь, что интеллектуального понимания между нами не существует. Похоже, он считает, что мои взгляды на религию и политику, которые зародились в самых сокровенных глубинах моего сознания, являются всего-навсего либо выражением безразличия, либо показной удалью. Поэтому я перестал обсуждать с ним важные вопросы, и, хоть мы и делаем вид, что все в порядке, оба знаем, что в этом между нами существует некий барьер. Что касается матери… Ах, она заслуживает отдельного рассказа.

Ты ведь встречался с ней, Берти, и должен помнить ее красивое лицо, чувственный рот, близорукий прищур, то впечатление маленькой толстенькой наседки, которая все еще зорко наблюдает за своими цыплятами. Но ты не можешь представить себе, что она для меня значит. Ее руки, которые всегда готовы помочь! Ее неизменная готовность понять! Сколько я ее помню, она всегда была какой-то странной смесью домохозяйки и писательницы, при этом оставаясь истинной леди. Она всегда леди: и когда торгуется с мясником, и когда ругается с хитрой поденщицей, и когда мешает в кастрюле кашу. Я так и вижу, как она одной рукой сжимает ложку, а другой держит «Revue des deux Mondes» {108}в двух дюймах от носа. Она так любит это издание, что я, думая о ней, всегда представляю себе и его светло-коричневую обложку.

Мама моя – женщина очень начитанная. Она прекрасно разбирается как во французской, так и в английской современной литературе и может часами говорить о Гонкурах {109}, Флобере {110}и Готье {111}. При том, что она все время занята какой-то домашней работой, для меня остается загадкой, как ей удается усваивать знания. Она читает, когда вяжет, читает, когда вытирает пыль, читает, даже когда кормит детей. У нас есть семейная шутка о том, как она когда-то, зачитавшись, засунула ложку сухариков с молоком в ухо моей сестренке, которая отвернула рот. Ее руки огрубели от постоянной работы, но вряд ли найдется другая неработающая женщина такая же начитанная, как она.

Кроме того, для нее всегда на первом месте стояла фамильная гордость. Ты знаешь, как мало занимают меня подобные вещи. Если бы мою фамилию раз и навсегда освободили от приставки «эсквайр» {112}, мне было бы значительно легче. Но, как она любит выражаться, ma foi, [26]при ней об этом я даже не могу заикнуться. По пэкенемской линии (ее девичья фамилия – Пэкенем) семья наша имеет довольно знатных родственников. Я имею в виду по прямой линии, но, если брать ответвления, то во всем мире нет ни одного монарха, который не имел бы родственных связей с этим гигантским генеалогическим древом. Не раз и не два, а целых три раза Плантагенеты вступали в брак с представителями нашего семейства {113}, бретанские {114}Дюки добивались родства с нами, а нортумберлендские {115}Перси прочно связаны фамильными узами с нашим родом. Помню, когда я был совсем маленьким, она рассказывала мне об этом, чистя камин, а я слушал ее, болтая ножками в гольфах, и прямо-таки раздувался от гордости, думая о том, какая пропасть лежит между мною и всеми остальными мальчишками, которые точно так же болтают своими маленькими ногами под столами. Даже сейчас, если я делаю что-то такое, что вызывает ее одобрение, любимая моя мама говорит одно: «Ты настоящий Пэкенем»; но, если мне случается сбиться с пути, она вздыхает: все-таки кое в чем я удался в Манро.