Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

– Здесь наверняка должен быть какой-то подвох, – сказал я. – Если у тебя такой сильный магнит, твои же выстрелы будут возвращаться к тебе.

– Ничего подобного! Существует огромная разница между снарядом, летящим от тебя с определенной начальной скоростью, и снарядом, летящим на тебя, которому требуется лишь небольшое воздействие, чтобы он отклонился от траектории и попал в магнит. К тому же, разомкнув электрическую цепь, я могу снять воздействие магнитного поля, когда буду сам стрелять. Сделав залп, я вновь включаю магнит и опять становлюсь неуязвимым.

– А всякие гвозди, шурупы?

– Корпуса боевых кораблей будущего будут скрепляться деревом.

В общем, весь вечер мы разговаривали только об этом чудесном изобретении. Скорее всего, все это полная бессмыслица… По крайней мере, мне так кажется. Но тем не менее этот пример показывает, насколько разноплановая натура у этого человека. Он даже не вспомнил о своем поразительном успехе в этом городе (о чем мне, естественно, больше всего хотелось услышать) и ни словом не обмолвился о нашем партнерстве. Все его мысли заняты военными кораблями будущего. Скорее всего, через неделю он уже забудет об этом и начнет думать о том, как объединить евреев со всего света и поселить их на Мадагаскаре. И все же, судя по тому, что я вижу, и по тому, что он говорит, нет никакого сомнения в том, что он каким-то невероятным образом добился действительно значительного успеха, и завтра я дам тебе знать о том, что мне удастся выяснить. Чем бы все это ни закончилось, я рад, что приехал сюда, поскольку дело обещает быть серьезным. Пусть это будет конец не письма, а абзаца. Конец письма ты получишь завтра, в крайнем случае, в четверг. Всего доброго, и привет Лоуренсу, если ты с ним видишься. Как там дела у твоего друга по Йелю?

Как видишь, Берти, я держу свое слово. Перед тобой – исчерпывающий отчет об этой маленькой перипетии, вырванной из действительной жизни, и я надеюсь, что кроме тебя письма этого не увидит никто. Я написал Хортону и, конечно же, матери, но им я не сообщаю всех подробностей, которыми делюсь только с тобой. Ты уверяешь меня, что тебе это нравится, и если постепенно чтение моих писем превратится для тебя в тягостную обузу, тебе некого будет винить, кроме самого себя.

Проснувшись на следующее утро и увидев вокруг себя голые стены и тазик на упаковочном ящике, я не сразу понял, где нахожусь. Однако в следующую секунду дверь отворилась и в комнату ворвался Каллингворт в домашнем халате. Он подошел к моей кровати, взялся руками за спинку и, сделав кувырок, опустился ногами на мою подушку. Тут уж я вспомнил все. Он был в отличном настроении, и, пока я одевался, сел на корточках на краю моей кровати и принялся рассказывать о своих планах.

– Знаешь, чем я хочу заняться, Манро? – сказал он. – Я заведу собственную газету. Мы будем выпускать здесь еженедельную газету, ты и я. Ошарашим их всех. У нас будет собственный печатный орган, как у любого политика во Франции. Если кто-то захочет перейти нам дорогу, он пожалеет, что на свет родился. Ну что, парень? Что скажешь? И это будет такая умная газета, Манро, что все, абсолютно все захотят ее читать. А статьи будут такими язвительными, что после каждого номера на нас будут подавать в суд. Как думаешь, сможем?

– И какие политические взгляды будем мы поддерживать?

– Какая, к дьяволу, политика? Побольше красного перца и хорошо натереть – вот мое представление о газете. Назовем ее «Скорпион». Мы пройдемся по мэру и городскому совету так, что они соберут на главной площади народ и повесятся. Я буду писать едкие статьи, а ты рассказы и стихи. Мне эта идея пришла в голову ночью, и Хетти уже написала Мэрдоку, чтоб узнать приблизительно, сколько будет стоить печать. Первый номер можем выпустить уже на этой неделе.

– Но как же… – Я так растерялся, что даже не знал, что сказать.

– Я хочу, чтоб сегодня же утром ты взялся за роман. Много пациентов у тебя поначалу не будет, так что времени у тебя навалом.

– Но я ведь и строчки в жизни не написал.

– Гармонично развитый человек может браться за любое дело. Все необходимые качества у него есть, и все, что ему нужно, – это желание их развить.

– А ты сам мог бы роман написать? – спросил я.

– Конечно! И это был бы такой роман, прочитав первую главу которого, публика просто застонала бы от предвкушения второй. Они бы собирались перед моей дверью толпами в надежде узнать, что будет дальше. Черт возьми, я сейчас же этим займусь!

Проделав еще одно сальто над спинкой кровати, он выбежал из комнаты так стремительно, что кисточки на поясе его халата развевались у него за спиной.

Мне кажется, что к этому времени ты уже пришел к заключению, что Каллингворт – не более чем интересный объект для изучения с медицинской точки зрения… человек в начальной степени умопомешательства или умственного бессилия. Но, если бы ты познакомился с ним поближе, ты бы так не думал, поскольку свои самые безумные идеи он подкрепляет делами. Это звучит дико, если рассматривать все в черно-белых тонах, но ведь и год назад, если бы кто-нибудь сказал, что менее чем за двенадцать месяцев он обзаведется огромной практикой, это прозвучало бы точно так же дико. И тем не менее мы видим, что он это сделал. Его возможности безграничны. За всеми его изобретениями и идеями стоит поистине неиссякаемая энергия.

Вспоминая все, что я тебе писал, я не могу избавиться от чувства, будто даю тебе неверное представление об этом человеке, уделяя больше внимания тем случаям, в которых проявляются его странность и несдержанность, и не говоря ни слова о том, что происходит в промежутках между этими вспышками, когда на передний план выходят его мудрость и проницательность. Речь его, когда он не охвачен какой-нибудь очередной затеей, вполне рассудительна и даже мудра. «Лучшим из когда-либо воздвигнутых памятников Наполеону Бонапарту является британский национальный долг» {144}, – сказал он вчера. И еще: «Нельзя забывать, что главный вклад Великобритании в развитие Соединенных Штатов – это создание самих Соединенных Штатов» {145}. Или еще, о христианстве: «То, что не кажется здравым с точки зрения разума, не может быть здравым с точки зрения морали». В течение одного вечера он выдает целую серию афоризмов. Жаль, что рядом с ним не сидит человек с записной книжкой и не записывает его мысли. Нет, мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня у тебя сложилось неверное впечатление об этой личности. Хотя, с другой стороны, было бы нечестно отрицать, что я считаю его достаточно бессовестным человеком с очень грубыми замашками. И все же я ошибусь, если скажу, что у него злая душа. Он в равной степени способен и подняться ввысь, и низко пасть.