О. Генри - Короли и капуста (сборник)

Кио наклонился вперед в дверном проеме, и на его обычно спокойном и веселом лице появилось выражение крайней заинтересованности: он услыхал доносившиеся с улицы звуки и то необычайное оживление, которое там происходило. Когда причина беспокойства стала ему ясна, он приложил ладони рупором ко рту и прокричал: «Эй! Фрэнк!» Да таким звучным голосом, что слабосильный гомон аборигенов был совершенно заглушён.

В пятидесяти ярдах [17]от него, на противоположной стороне улицы – той, что была ближе к морю, – стояло жилище консула Соединенных Штатов. В ответ на призыв Кио из дверей этого здания неспешно вышел Гудвин. До этого момента он вместе с Виллардом Гедди, консулом Соединенных Штатов, курил сигары на выходившей к морю веранде консульства, которая считалась самым прохладным местом в Коралио.

– Поторопитесь! – прокричал Кио. – Вам пришла телеграмма, и из-за этого в городе уже настоящее восстание. Будьте поаккуратнее с такими вещами, дружище. Нельзя так легкомысленно относиться к чувствам народа. Однажды вам придет письмо в розовом конверте с запахом фиалок, и вся страна будет ввергнута в пучину революции.

Гудвин направился к центру города, где и встретил мальчишку с телеграммой. Волоокие красавицы робко бросали на него взгляды, полные восхищения, ведь он принадлежал к тому типу мужчин, который всегда привлекает женщин. Это был высокий блондин, одетый просто, но изящно – в белый полотняный костюм и zapatos [18]из оленьей кожи. Его манера обхождения была вежливой, а взгляд – сочувственным. Когда телеграмма была наконец вручена, а доставивший ее мальчишка получил свои чаевые и был отправлен восвояси, толпа с облегчением вернулась в живительную тень, откуда ее выгнало любопытство: женщины – к глиняным печкам под апельсиновыми деревьями или к бесконечному расчесыванию своих длинных прямых волос, а мужчины – к своим сигаретам и неспешным беседам в пивных.

Гудвин присел на крыльцо мастерской Кио и прочитал телеграмму. Она была от Боба Энглхарта, американца, жившего в городе Сан-Матео, столице Анчурии, в восьмидесяти милях отсюда по направлению в глубь материка. Энглхарт был золотопромышленник, пылкий революционер и «наш человек». А доказательством того, что он был человеком находчивым и изобретательным, был текст его телеграммы. Перед ним стояла задача – доставить конфиденциальное сообщение своему другу в Коралио. Ни испанский, ни английский языки для этого не годились, поскольку перлюстрация почтовой корреспонденции применялась в Анчурии повсеместно. Но Энглхарт был тонким дипломатом. Существовал всего один шифр, достаточно надежный, чтобы гарантировать безопасность, великий и могучий шифр – американский сленг. Таким образом, это сообщение успешно проскользнуло между пальцев любопытных почтовых чиновников и дошло до Гудвина так никем и не расшифрованное. Вот его текст:

Его Павлинство топ-топнуло вчера по заячьей тропинке со всей монетой в копилке и с этой шелковой штучкой, от которой он без ума. Банка похудела на шесть размеров. Наше стадо в отличной форме, но нужны бабульки. Хватайте его за жабры. Большой дядя и текстильные товары держат путь к соленой луже. Вы знаете, что делать.

Этот манускрипт, при всей своей удивительности, не представлял для Гудвина никакой загадки. Из всего небольшого авангарда предприимчивых американцев, которые уже вторглись на анчурийские земли, Гудвин добился наибольшего успеха, и он никогда не покорил бы этой завидной вершины, не будь специалистом в области предвидения и дедукции. Он занимался политической интригой как обычным коммерческим предприятием. Он был достаточно умен, чтобы получить определенное влияние среди главных интриганов, и достаточно богат, чтобы купить уважение мелких чиновников. В стране всегда существовала какая-нибудь революционная партия, к такой партии он и примкнул, поскольку сторонники новой власти всегда получают щедрую награду за свои труды после свержения старой. В данный исторический момент существовала такая себе либеральная партия, строившая планы свержения действующего президента Мирафлореса. В случае успешного поворота политического колеса Гудвин должен был получить концессию на 20 тысяч гектаров лучших кофейных плантаций. Некоторые события, произошедшие не так давно в карьере президента Мирафлореса, вызывали у Гудвина очень серьезные подозрения относительно того, что правительство вот-вот развалится само по себе, не соизволив даже дождаться начала революции, а теперь, как подтверждение его мудрости и дальновидности, пришла эта телеграмма от Энглхарта.

Телеграмма, смысл которой анчурийские лингвисты так и не смогли разобрать, тщетно пытаясь применить к ней свои знания испанского языка и азов английского, доставила Гудвину очень бодрящую новость. В ней ему сообщалось, что президент республики скрылся из столицы со всем содержимым государственной казны и что вместе с ним бежала обворожительная авантюристка Изабелла Гилберт, оперная певица из американской труппы, которая прибыла в Сан-Матео на гастроли и получила от президента такой радушный прием, какой не часто выпадает и особам королевской крови. Упоминание о «заячьей тропинке» – прозрачный намек на длинноухих мулов, которые служили главным транспортным средством на узкой грунтовой дороге, представлявшей собой главную транспортную артерию между Коралио и столицей, – было вполне ясным указанием на вероятный маршрут беглецов. Туманное высказывание о «банке, похудевшей на шесть размеров», ясно говорило Гудвину о том, в каком плачевном состоянии оказалась государственная казна. Также не вызывал никакого сомнения и тот факт, что партия, намеревающаяся подхватить брошенные бразды правления, будет очень нуждаться в «бабульках», несмотря на то, что теперь ее путь во власть должен был стать вполне мирным. Если не будут выполнены все обещания и победители не получат заслуженные трофеи, очень уж непрочным будет положение нового правительства. Поэтому было жизненно важно «схватить за жабры большого дядю» и отбить наличные, необходимые новому правительству как воздух. Гудвин протянул телеграмму Кио.

– Прочтите-ка это, Билли, – сказал он. – Новости от Боба Энглхарта. Сможете справиться с этим шифром?

Кио присел на вторую половину крыльца и внимательно просмотрел телеграмму.

– Ну, эт’ не шифр, – сказал он наконец. – Эт’ то, что они называют литературой. Такая, знаете, языковая система, которую люди, конечно, используют, хоть это и не значит, что ее создали великие писатели. Ее изобрели журналисты, но я не знал, что мистер Новин Грин, президент телеграфной компании «Вестерн Юнион», уже поставил на ней штамп «утверждаю». Так что теперь эт’, значит, уже не литература, а самый настоящий язык. Словари, конечно, и раньше пытались узаконить его, но до сих пор все их старания ограничивались примечанием «диалект, выражение». Ну уж теперь, раз сама компания «Вестерн Юнион» рекомендовала его к использованию, то пройдет совсем немного времени и возникнет новая раса людей, которая будет говорить только на этом языке.