О. Генри - Короли и капуста (сборник)

На закате через площадь потянулась печальная процессия женщин с грустными лицами, которые несли в руках жареные плантаны, кассаву, хлеб и фрукты. Каждая из них несла пищу одному из несчастных узников, томившихся сейчас за этими железными решетками – каждая все еще надеялась когда-нибудь получить обратно своего мужа и потому снабжала его пропитанием. Два раза в день – утром и вечером – разрешалось им приходить. Ибо тем, кого республика принудительно держала у себя в гостях, она в достатке давала воду, но не пищу.

Вечером часовой выкрикнул его имя, и Дикки подошел к зарешеченной двери. Там стояла его маленькая святая, на ней была черная мантилья, полностью закрывавшая голову и плечи, лицо ее было торжественно-печально, а ясные глаза ее смотрели на него с такой тоской, как будто хотела она силою своего взгляда сломать решетки и освободить своего любимого. Она принесла ему жареного цыпленка, несколько апельсинов, dulces и буханку белого хлеба. Полицейский осмотрел продукты и передал их Дикки. Паса говорила как всегда спокойно, и голос ее звучал подобно флейте. – Ангел жизни моей, – говорила она ему, – пусть не продлится долго наша разлука. Ты должен знать, что жизнь моя невыносима, когда тебя со мною рядом нет. Скажи мне, могу ли я сделать для тебя хоть что-нибудь? Если же нет – я буду ждать, но долго я ждать не смогу. Я снова приду к тебе завтра утром.

Сняв туфли, чтобы не тревожить сон своих коллег-заключенных, Дикки полночи ходил по камере из угла в угол, проклиная отсутствие денег и его причину – какой бы она ни была. Он отлично знал, что за некоторую сумму его бы выпустили немедленно.

В течение двух следующих дней Паса приходила к нему в назначенное время, утром и вечером, и приносила еду. Каждый раз он нетерпеливо спрашивал, не было ли ему какого-нибудь письма или пакета, но она лишь грустно качала головой.

Утром третьего дня она принесла только маленький кусочек хлеба. Под глазами у нее были темные круги, но выглядела она как всегда спокойно.

– By jingo [207], – воскликнул Дикки, который говорил теперь вперемешку то по-английски, то по-испански, – что это за сено, muchachita [208]? Неужели ты не могла добыть для своего мужа чего-нибудь получше?

Паса посмотрела на него с нежностью и осуждением – так, как мать смотрит на своего любимого, но капризного малыша.

– Дикки, нужно ценить то, что у тебя есть, – сказала она низким голосом, – потому что на ужин не будет ничего. Я истратила уже все – до последнего сентаво.

И она еще сильнее прижалась к решетке.

– Продай товары из магазина – возьми за них, что дадут.

– Разве я не пыталась? Разве не предлагала эти товары за десятую часть их цены? Но никто не дает ни песо. Во всем городе нет ни реала, чтобы помочь Дикки Мэлони.

Дикки от злости сжал зубы.

– Это все comandante, – сердито прорычал он. – Это он все подстроил. Ну, ничего, подождем, пока сдадут козыри…

Паса понизила голос почти до шепота.

– Послушай, сердце моего сердца, – сказала она ему, – я стараюсь быть храброй, но я не могу жить без тебя. Три дня уже прошло…

В складках ее мантильи Дикки заметил слабый блеск стали. Она взглянула на него и увидела, что его обычная улыбка исчезла, лицо сурово и страшно, а взгляд полон решимости. Но вдруг он резко поднял руку, его улыбка вернулась к нему и засверкала у него на лице, как солнечный зайчик. Из гавани донесся хриплый рев сирены прибывающего парохода. Дикки окликнул часового, который расхаживал за дверью:

– Что это за пароход прибывает?

– «Катарина».

– Компании «Везувий»?

– Ну а какой же еще!

– Вот что, picarilla [209], – радостно сказал Дикки своей жене, – ступай сейчас же к американскому консулу. Скажи ему, что мне нужно поговорить с ним. Попроси его, чтобы он пришел немедленно. И чтоб я больше не видел у тебя таких печальных глаз – обещаю тебе, уже сегодня ночью ты будешь спать, положив голову вот на эту руку.

Консул пришел через час. Он держал свой зеленый зонтик под мышкой и нервно вытирал лоб платком.

– Послушайте, Мэлони, – начал он строго, – вы, вероятно, полагаете, что можете творить здесь любые безобразия, а консул все равно вас вытащит из беды. Я же не военный департамент и не золотой прииск. Знаете, в этой стране есть свои законы, и в том числе здесь запрещается избивать до потери сознания регулярную армию. Вы, ирландцы, всегда попадаете в какие-то неприятности. Даже не знаю, чем я мог бы вам помочь. Чтобы вам было здесь не так тоскливо, я мог бы прислать вам табаку или газет…

– Ах ты сукин сын! – возмущенно прервал его Дикки. – Ты ничуть не изменился. Это же почти копия той речи, которую ты произнес, когда осел старика Джонсона случайно «залетел» на чердак университетской часовни, а виновники хотели спрятаться в твоей комнате.

– Силы небесные! – воскликнул консул, поспешно поправляя свои очки. – Так ты тоже учился в Йеле [210]? Ты был среди них? Что-то я не припомню там никого с рыж… Не припомню никого по фамилии Мэлони. Ах, как много выпускников самых лучших колледжей не смогли правильно использовать те преимущества, которые дает высшее образование! Один из лучших математиков выпуска девяносто первого года продает сейчас в Белизе лотерейные билеты. А в прошлом месяце я встретил здесь одного, который учился в Корнельском университете. Он служит помощником черпальщика на шхуне, которая занимается сбором гуано [211]. Если хочешь, Мэлони, я могу написать в госдепартамент. Ну а если тебе нужен табак или газе…

– Ничего этого не нужно, – резко прервал его Дикки, – сделай только одно. Пойди и скажи капитану «Катарины», что Дикки Мэлони хочет его видеть, и попроси его прийти в ближайшее удобное ему время. Объясни ему, где я нахожусь. Поторопись. Это все.

Консул поспешно ушел, очень довольный, что так легко отделался. Капитан «Катарины», здоровый дядька родом с Сицилии, прибыл очень скоро и, бесцеремонно растолкав охранников, подошел к зарешеченной двери. Капитаны фруктовой компании «Везувий» всегда вели себя в Анчурии подобным образом.

– Что я вижу! – сказал капитан. – Какое печальное положение! Очень, очень жаль, что так вышло. Я полностью в вашем распоряжении, мистер Мэлони. Все, что вам нужно, будет доставлено. Все, что вы скажете, будет исполнено.

Дикки смотрел на него без улыбки. Даже рыжая шевелюра никак не портила то суровое достоинство, с которым он стоял сейчас перед капитаном – высокий и спокойный, губы сжаты в тонкую горизонтальную линию.

– Капитан де Люччи, я полагаю, у меня еще остались средства, размещенные в вашей компании, – довольно значительные личные средства. На прошлой неделе я телеграфировал, чтобы мне выслали некоторую сумму. Деньги до сих пор не прибыли. Вы хорошо знаете, что нужно в этой игре. Деньги, деньги и еще раз деньги. Почему же мне их не отправили?