Антоний Оссендовский - Ленин

Ни одна из нескольких десятков написанных позднее книг не принесла ему такой мировой популярности, как “Beasts, Men and Gods”. Ни одна, за исключением «Ленина». Ее почти в то же время перевели на большинство европейских языков, печатали в больших фрагментах на страницах самых серьезных журналов, читали по радио. 21 января 1932 г. «Ленин», в результате вмешательства Советского посольства, был запрещен на территории всей Италии вместе с книгой Горького «Ленин и крестьянин российский». Следует вспомнить, что это была Италия Муссолини. Папа, однако, поблагодарил сердечно за полученный экземпляр. В кругах польских критиков прием нового бестселлера Оссендовского был скорее холодным, несмотря на то, что эта книга была удостоена ежегодной награды Товарищества Литераторов и Журналистов за 1933 г., а заграничные рецензенты сравнивали его произведения с творениями Киплинга, Метерлинка и даже Конрада.

Антоний Фердинанд Оссендовский провел необычайно красочную и интересную жизнь. Был автором пьесы, в которой Людвик Сольский – одетый в монгольский шелковый залат со свастикой на груди – играл роль барона Унгерна. Был создателем сценариев первых польских экзотических фильмов, опытным охотником и путешественником, автором многих научных работ и преподавателем вузов. Он был человеком, который умел завоевывать популярность и деньги, бороться и противостоять превратностям судьбы. Он возбуждал споры, имел много врагов, но всегда на первое место ставил интересы родной страны, пропаганду польского имени и польской культуры за границей. Изгнания и лишения чести не заслужил ни он, ни его книги.

С полной уверенностью,

Витольд Ст. Михаловский

Маленький Владимир Ульянов сидел тихо и из-под сморщенных бровей зорко следил за каждым движением матери. Мария Александровна, немного побледневшая и мрачная, помогала служанке Нине накрывать на стол. Была суббота – день, в который к Ульяновым приходили знакомые отца. Мария Александровна не любила этих собраний; старший брат, услышавши о них, убегал из дому, бурча:

– К черту, к черту с этими пещерными людьми!

Сестры, шепчущиеся в гостиной, смеялись потихоньку, а Володя с нетерпением ожидал гостей. Наконец, в комнате появился отец. Седой, плечистый, с темными раскосыми глазами, такими, какие были у младшего сына. С гордостью носил он темно-синий сюртук с золотыми пуговицами и Крестом Святого Станислава на бело-красной ленте, что придавало ему выражение торжественности и значительности. Он сел в кресло, пододвинул маленький столик и поставил шахматы, готовясь к партийке с доктором Титовым.

Доктор всегда приводил маленького Володю в изумление. Мальчик хотел бы посмотреть, как он плавает. Не сомневался, что доктор мог бы стоять на самой большой глубине, как поплавок его удочки на реке. Такой он был толстый и круглый, этот доктор Титов.

Отец не отзывался на зов Марии Александровны, зная ее нелюбовь к его гостям; не хотел испортить себе игру размолвкой с женой.

Однако госпожа Ульянова сама начала разговор.

– Мой дорогой, – произнесла она, – уже хотя бы один раз оставил в покое себя и меня с этими гостями. Что для тебя хорошего, если появится старый пьяница, приходской священник, отец Макарий, в зеленой камлотовой 2сутане, доктор Титов и инспектор народных школ Петр Петрович Шустов? Господу Богу свечку и дьяволу огарок… кочерга, по правде говоря!

Отец зашевелился беспокойно и начал вытирать красным платком вспотевшее лицо, бормоча: – Живем мы издавна в дружбе… впрочем, все они имеют широкие связи, могут, следовательно, пригодиться в жизни, оказать помощь, шепнуть обо мне доброе слово кому-то из сильных этого мира.

Илья Ульянов, отец Владимира Ульянова.

Фотография. XIX век

– Ох! – вздохнула жена. – Что до этого доброго слова, то напоминаешь ты мне Ляпкина-Тяпкина из ««Ревизора» Гоголя. Тот тоже весьма об этом беспокоился и просил, чтобы ревизор по возвращению в Петербург рассказал министру, что в таком-то и таком-то месте пребывает Ляпкин-Тяпкин!

Она засмеялась глухо и недоброжелательно.

– Маша, ну и сравнение… – произнес он с упреком.

– Совершенно это самое! – воскликнула госпожа Ульянова. – Ты смешон! Почему не пригласишь к себе людей светлых, молодых, думающих? Например, врача Дохтурова, учителя Нилова или этого удивительного монаха-казначея, брата Алексея? Встречала я их у госпожи Власовой, это очень разумные и приветливые люди!

– Боже упаси! – прошипел ужасным голосом господин Ульянов, размахивая руками. – Это опасные типы, какие-то там… деятели.

– Деятели? – спросила Мария Александровна. – Что это значит?

– Что-то плохое! – парировал он шепотом. Предупреждал меня о них начальник полиции. Да, забыл тебе сказать, Маша, что и он сегодня нас навестит…

– Этого только не хватало! – воскликнула она с негодованием, хлопнув в ладоши. – Не услышим сегодня ни одного путного слова.

Присутствие полицейского, да еще такого рьяного, всем закроет рот.

Мария Ульянова, мать Владимира Ульянова. Фотография. XIX век

Муж молчал и вытирал вспотевший лоб, тяжело вздыхал.

– Маленький человек, как я, должен иметь сильных приятелей, – сказал он очень тихо.

Мария Александровна махнула рукой и пошла в столовую.

В восемь вечера, весьма пунктуально, один за другим прибыли гости.

Скоро все сидели в гостиной, ведя оживленную беседу. Володя не спускал глаз с двух фигур. Он улыбался украдкой и толкал сестру Сашу, показывая взглядом на доктора. Округлая голова, лысая и совсем красная, с чрезмерно выпученными глазами светлыми, почти белыми – снизу заканчивалась тремя подбородками, переливающимися как густая замазка на белых складках манишки рубашки; шаровидная голова опиралась на округлую, подобную огромному мячу фигуру, но с таким возбуждающим боязнь неравновесием, что, казалось, должна была скатиться с нее при более сильном движении. Короткие толстенькие ножки свисали с достаточно высокого канапе, едва касаясь пола.

– Яблоко на арбузе… – шепнул Володя сестре, щуря глаза. Саша легко ущипнула его плечо и тихо пискнула, зажавши рукой уста.

Мальчик перенес взгляд на нового гостя. Был это комиссар полиции – коллежский советник Богатов. Об этом человеке по всему городу ходили легенды.

Был он грозой для всякого рода злоумышленников. Плечистый, худой, имел лицо, обрамленное красивыми бакенбардами; длинные, молодцевато закрученные вверх усы концами доставали прищуренных хитрых глаз. Сидел он, развалившись в кресле, и поминутно поправлял саблю и висящий на шее орден. Длинные лакированные ботинки блестели, а их шпоры тихо позванивали. Володя не мог на него насмотреться. Нравилась ему сила, бьющая из мускулистой фигуры Богатова, и уверенность в себе, хлещущая из каждого слова, с самого маленького блеска наглых глаз. Одновременно в глубине маленького сердца мальчика тлела неизвестная враждебность, почти ненависть, желание доставить неприятность, боль, стыд этому сильному уверенному в себе человеку.