Коллектив авторов - 12 историй о любви

Прототипом Облонского обычно называют (в числе других лиц) Василия Степановича Перфильева, уездного предводителя дворянства, а затем – в 1878–1887 годах – московского губернатора. В.С. Перфильев был женат на П.Ф. Толстой, троюродной сестре Льва Николаевича. К слухам о том, что Облонский напоминает его своим характером, Перфильев, по утверждению Т.А. Кузминской, отнесся добродушно. Лев Николаевич не опровергал этого слуха. Прочитав сцену завтрака Облонского, Перфильев однажды сказал Толстому: «Ну, Левочка, цельного калача с маслом за кофеем я никогда не съедал. Это ты на меня уж наклепал!» Эти слова насмешили Льва Николаевича», [326]– пишет Т.А. Кузминская. По свидетельству других современников, Перфильев был недоволен тем, что Толстой «вывел» его в образе Облонского, и отнесся к слухам о сходстве очень болезненно.

С.Л. Толстой полагал, что в фамилии Вронского отозвалась известная фамилия Воронцовых. Эта фамилия мелькнула в заметке Пушкина «На углу маленькой площади» («…женат, кажется, на Вронской»). В последнее время большое распространение получила версия о том, что прототипом Вронского был Н.Н. Раевский, полковник, доброволец, сражавшийся в Сербии и погибший возле города Алексинац. [327]Однако эта версия не находит подтверждения: ни в черновиках романа, ни в дневниках, ни в письмах Толстого имя Н.Н. Раевского не упоминается. Скорее всего, это одна из литературных легенд, возникшая в среде русских офицеров-добровольцев, что само по себе указывает на огромную силу типического обобщения, достигнутого Толстым в характере Вронского. Заслуживает внимания и догадка, высказанная Дмитрием Стремоуховым в докладе на конференции в Венеции в 1960 году, посвященной Толстому, – что прообразом Вронского был известный поэт А.К. Толстой. [328]Дело не только в сходстве имен и званий: граф Алексей Кириллович Вронский был флигель-адъютантом, так же как граф Алексей Константинович Толстой. В черновиках романа Толстой называл Вронского поэтом: «Ты нынче увидишь его. Во-первых, он хорош, во-вторых, он джентльмен в самом высоком смысле этого слова, потом он умен, поэт и славный, славный малый» (20, 110). При этом надо иметь в виду, что Толстой относился к стихам А.К. Толстого примерно так же, как он относился к живописи Вронского. В 1862 году А.К. Толстой женился на С.А. Миллер-Бахметьевой, которая ради него покинула мужа и семью. История эта наделала много шума в свете. Она была хорошо известна Льву Николаевичу, который к тому же состоял в родстве с А.К. Толстым. Можно указать также на прямые отголоски лирики А.К. Толстого в романе «Анна Каренина».

В характере Николая Левина Толстой воспроизвел многие существенные черты натуры своего родного брата – Дмитрия Николаевича Толстого. В юности он был аскетичен и строг, и в семье его прозвали Ноем. Затем произошел перелом в жизни Дмитрия. «Он вдруг стал пить, курить, мотать деньги и ездить к женщинам. Как это с ним случилось, не знаю, – рассказывал Толстой, – я не видел его в это время… И в этой жизни он был тем же серьезным, религиозным человеком, каким он был во всем. Ту женщину, проститутку Машу, которую он первую узнал, он выкупил и взял к себе… Думаю, что не столько дурная, нездоровая жизнь, которую он вел несколько месяцев в Москве, сколько внутренняя борьба укоров совести, – сгубили сразу его могучий организм». [329]

Старый князь Щербацкий, по наблюдениям современников, был похож на Сергея Александровича Щербатова, директора лосиной фабрики в Москве. К одной из его дочерей, княжне Прасковье Сергеевне Щербатовой, Толстой был неравнодушен в молодости. «В описании семьи Щербацких есть и черты семьи Берсов… – пишет С.Л. Толстой. – Однако семья Берсов не принадлежала к московскому высшему дворянскому обществу». [330]

Не только Кити Щербацкая, но и ее родная сестра Долли Облонская напоминают своим характером и погруженностью в домашние, семейные заботы жену Толстого – Софью Андреевну. «Черты моей матери, – пишет С.Л. Толстой, – можно найти в Кити (первое время ее замужества) и в Долли, когда на ней лежали заботы о многочисленных ее детях». [331]

Домашние Толстого узнавали знакомых и самих себя в его романе. «Я знал многих лиц и многие эпизоды, там описанные, – замечает С.Л. Толстой. – Константина Левина отец, очевидно, списал с себя, но он взял только часть своего «я», и далеко не лучшую часть». [332]Софья Андреевна шутя говорила: «Левочка, ты Левин; но плюс талант. Левин – нестерпимый человек!». [333]

Агафья Михайловна, Тит, Ермил, Фоканыч – яснополянские жители, собеседники Толстого. «Я уверен, – писал Толстой в «Анне Карениной», – что и Франклин чувствовал себя так же ничтожным… И у него, верно, была своя Агафья Михайловна, которой он поверял свои планы». Агафья Михайловна – бывшая горничная бабушки Толстого Пелагеи Николаевны Толстой (урожд. Горчаковой). Она была ключницей в Ясной Поляне. В 50-х годах Толстой поручал ее заботам свое холостое хозяйство. «Агафья Михайловна имела вид аристократки, – отмечает С.Л. Толстой, – и есть предположение, что в ней текла кровь князей Горчаковых». [334]

Тимофей Фоканыч – управляющий самарским имением Толстого. «Левочка может себе позволить роскошь брать негодных управляющих, – говорил Сергей Николаевич Толстой, – например, Тимофей Фоканыч принесет ему убыток в 1000 рублей, а Левочка опишет его и получит за это описание 2000 рублей… Вот я не могу позволить себе такую роскошь». [335]

У многих сцен романа есть свои «прототипы». Это относится, например, к офицерским четырехверстным скачкам в Красном Селе. Конные состязания офицеров в присутствии царской фамилии были крупным событием в придворной жизни. Каренин встречает на скачках высокопоставленных лиц, с которыми почтительно беседует, пока Анна наблюдает за Вронским. «В день скачек, – говорится в черновиках романа, – весь двор бывал в «Красном» (20, 224). «Скачки в «Анне Карениной», – отмечает С.Л. Толстой, – описаны со слов князя Д.Д. Оболенского. С одним офицером – князем Дмитрием Борисовичем Голицыным – в действительности случилось, что лошадь при взятии препятствия сломала себе спину. Замечательно, что отец сам никогда не бывал на скачках». [336]В черновиках романа упоминаются и Голицын, и Милютин, сын военного министра, который выиграл скачку в Красном Селе (в романе он назван Махотиным).

«Я бы очень сожалел, – сказал однажды Толстой, – ежели бы сходство вымышленных имен с действительными могло бы кому-нибудь дать мысль, что я хотел описывать то или другое действительное лицо… Нужно наблюдать много однородных людей, чтобы создать один определенный тип». [337]

Эпиграф взят из Библии: «У Меня отмщение и воздание, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них» (Второзаконие, гл. 32, ст. 35). В «Послании к Римлянам» апостола Павла: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (гл. 12, ст. 19).