Мигель де Сервантес - Дон Кихот. Часть 2

Вот вызов Дона-Диего Ордоньеца, как его передает древняя песня, заимствованная из хроник Сида (Cancionero general): «Диего Ордоньец, у выхода из лагеря, едет верхом в двойном вооружении на карой лошади. Он вызывает жителей Заморы на бой за смерть своего двоюродного брата (Санчо сильного), котораго убил Веллидо Дольфос, сын Дольфоса Веллидо. Я вас вызываю, заморские жители, как изменников и вероломных. Я вызываю всех мертвых, а с ними всех живых. Я вызываю мужчин и женщин, тех, которые родились и которые должны родиться. Я вызываю взрослых и детей, говядину и рыбу, речные воды» и т. д.

Жители Вальядолиды. Намек на Августина Казальского, погибнувшего на эшафоте.

Жители Тохедо.

Жители Мадрида.

Жители Гетафы, как думают.

Так назывался крестообразный шрам на лице.

Это приключение с очарованной лодкой встречается часто в рыцарских книгах. Оно есть в Амадисе Галльском (кн. IV, гл. XII), в Оливанте Даурском (кн. II, гл. I.) и др.

Так называлась соколиная охота за высоколетающей птицей, как цапля, журавль, дикая утка и т. п. Этим удовольствием пользовались только принцы и важные баре.

Эти слова доказывают, что Сервантес не хотел называть ни одного из грандов своего времени и что его герцог и герцогиня суть личности совершенно выдуманные. По местоположению предполагали, однако, что замок, где Дон Кихоту оказан был столь хороший прием, был увеселительный дом, под названием Буэнавия, находившийся близ Педролы в Арагонии и принадлежавший герцогам Виллагермоза.

Дон или донья, как сэр у англичан, ставятся только пред именем. Исключение составляют только дуэньи, которым давали титул доньи пред их фамилиями.

Намек на стихи из песни о Ланселоте, цитированные в первой части.

Во времена Сервантеса было почти общим обыкновением у больших бар иметь при себе всем известных собственных духовников, которые исполняли при них домашнюю службу. Эти фавориты в сутане и капюшоне редко довольствовались управлением совестью своих духовных детей; они вмешивались и в личные их дела и, главным образом, становились посредниками в их благотворительности, к большому ущербу несчастных и к невыгоде репутации господ, которым служили. Клеймя этот общий порок, Сервантес совершает вместе с тем и личную маленькую месть. Из его биографии видно, что один из монахов этого сорта решительно воспротивился тому, чтобы герцог Бехарский принял посвящение первой части Дон Кихота. Этого-то монаха он и рисует здесь.

Этот Алонсо Маранионский действительно утопился на острове Херрадура по Гренадскому побережью вместе со многими другими воинами, когда эскадра, посланная Филиппом II на помощь герцогу Оранскому, осаждавшему Гассан-Ага, была бурей выброшена на этот остров в 1662 г.

Маландринами в эпоху крестовых походов назывались арабские разбойники, наводнявшие Сирию и Египет. Это слово осталось в наречиях южных народов для обозначения вора на большой дороге или морских разбойников, и в рыцарских романах оно встречается весьма часто.

В Miscelania Дон Луиса Запата описана почти подобная же шутка, сыгранная с одним португальским дворянином у графа де Бенавенте. Быть может, Сервантес заимствовал оттуда мысль о шутке как Дон Кихотом.

Во многих местах Сервантес старается связать вторую часть своей книги с первой и с этою целью предполагает промежуток между ними не в десять лет, а в несколько дней.

Ориана, любовница Амадиса Галльскаго, Аластрахарея, дочь Амадиса Греческого и королевы Загары, и Мадазима, дочь Фамонгомодана, великана кипящего озера, суть дамы рыцарского измышления.

Имя, данное арабскими летописцами Флоринде, дочери графа Дон Юлиана.

Так называлась пахучая вода, бывшая очень в моде во времена Сервантеса. В состав этой ангельской воды (Aqua de angeles) входили красные розы, белые розы, трилистник, лаванда, жимолость, померанцевые цветы, тимьян, лилия, гвоздика и апельсины.

Это кресло Сада (escano) последний завоевал в Валенсии, по словам его летописцев, у внука туземного мавританского короля Али-Мамуна.

Вамба царствовал в готической Испании от 672 по 680 г.

Родриго, последний готский король, побежденный Тариком в битве при Гуадалете (711–712 г.)

Это не точная цитата из романса о покаянии короля Родрига. (См. Cancionero general 1555 г., т. XVI, стр. 128). Стихи, вероятно, искажены переводом.

Мигель Верино был автор элементарной книжки под заглавием De puerorum moribus dieticha, по которой когда-то учились школьники. Сервантес, которому приходилось объяснять двустишия Верино в классе учителя Хуана Лопеца де-Хоиос, вероятно, вспомнил и его эпитафию, сочиненную Политьеном и начинающуюся так:

Этот род учтивости по отношению к дамам был употребителен не в одних только рыцарских книгах, где примеров ему множество. Мариана рассказывает, что когда инфанта Изабелла после трактата los toros de Guisando, обеспечившего ей корону Кастилии, показалась на улицах Сеговии в 1474 г., король Генрих IV, ее брат, для оказания ей чести, взялся за повод ее лошади.

Фавила был, собственно, не готский король. Он был преемником Пелагия в Астурии. Его царствование или, вернее, правление, длилось с 737 по 739 г.

Рождество, Богоявление, Пасха и Троицын день.

Так ввали знаменитого гуманиста Фернанда Нуньеца Гускана, который в начале XVI столетия преподавал в Саламанке греческий, латинский языки и риторику. Его называли также el Pinciano, потому что он родился в Вальядолиде, которая, как полагали, и была Пинчией, о которой упоминается в римской истории. Его собрание пословиц появилось уже после его смерти, которая была в 1453 г. Другой гуманист Хуан де-Маллара, в Севилье, составил к ней комментарий под названием Filosofia vulgar.

Латинское слово, вошедшее в Испании во всеобщее употребление.

Во времена Сервантеса карета была предметом величайшей роскоши, и знатные дамы всего более мечтали о них. Многие семьи разорялись, чтобы содержать этот дорогой предмет суетности и тщеславия, и в короткое время от 1578 до 1626 г. издано было шесть законов (pragmaticas), запрещавших злоупотребление этим новым тогда способом передвижения. По словам Сандоваля (Historia de Carlos Quinto, ч. II), первая карета явилась в Испанию из Германии и вошла там в употребление при Карле V, в 1546 г. Жители всего города стекались глядеть на эту диковину и удивлялись, точно при виде центавра или какого-нибудь чудовища. Впрочем, кареты, разорительные для бедных людей, была очень выгодны для больших бар, которые до того никогда не выходили без конвоя из всевозможных лакеев. Один современник этого события, Дон Луис Брочеро (Discurso del uso de los coches), сделал такое замечание: «Обычай ездить в каретах избавляет их от целой армии слуг, авангарда из лакеев и арьергарда из пажей».