Вот они и лезут к ней на голову… Она, правда, их проклинает, щиплет, куски мяса вырывает, но что толку? Все-таки это мать. А мать – не отец. Отец разложит и всыплет ребенку. Я знаю, что меня отец сек. И вас, может быть, отец сек? Что же вы думаете? Благо вам! Не знаю, было бы для вас лучше, если бы вас не секли? Куда вы торопитесь? Я скоро кончаю. Я не зря вам рассказываю: это для того, чтобы вы поняли мой образ жизни. Может быть, вы думаете, что я знаю, какое у меня состояние? Возможно, что я человек богатый и даже очень богатый, а возможно, – это, конечно, между нами, – что я банкрот… Я знаю? День и ночь только то и делаешь, что заплаты ставишь: отсюда стекло вынул, туда вставил, – а что делать? Можно ли, нельзя ли, а приданое дать своему ребенку надо? Тем более что господь наделил дочерьми, да еще взрослыми к тому же! А ну, попробуйте иметь трех взрослых дочерей, не сглазить бы, – всех троих в пору в один день под венец, – посмотрим, сможете ли вы хотя бы один день дома усидеть! Теперь вы понимаете, почему приходится крутиться и летать? А когда летаешь, можно и простуду в вагоне схватить, можно и поужинать в заезжем доме так, что потом еле жив останешься. А запахи, которых нанюхаешься, а замечательный воздух… Диво ли, что у тебя желудок? Счастье, что я по натуре человек не болезненный, смолоду крепкого здоровья. Вы не смотрите на меня, что я такой тощий и высохший, – это дела меня высушили, а кроме того, у нас рост такой, порода – высокие и тощие. У меня было несколько братьев, и все они, царство им небесное, такие же были, как я. И все же я всегда был здоровым человеком, не знал никакого желудка, ни доктора, ни черта-дьявола, дай бог и дальше не хуже. Но с некоторого времени меня начали пичкать лекарствами, пилюлями, порошками и кореньями, и каждый придумывает что-нибудь свое: один велит, чтобы я придерживался диеты, то есть «недоеда», чтобы я ел поменьше. Другой говорит, чтобы я вообще не ел, то есть чтобы я постился. Думаете, это все? Является новый умник доктор и наказывает, чтобы я обязательно ел, и побольше! Сам, видно, не дурак покушать! У всех докторов такая манера: все, от чего они сами не отказываются, они и больным советуют. Удивляюсь только, что они не велят глотать рубли… С ума от них можно сойти! Один доктор наказывал мне много ходить, просто так ходить, шагать… Пришел второй и велел лежать, – поди угадай, кто из них глупее… Чего вам больше: один кормил меня ляписом, чуть ли не круглый год – один ляпис! Прихожу к другому, а он говорит: «Ляпис? Упаси бог! Ляпис для вас – отрава!» И прописывает мне порошок, желтый такой порошок. Вы, наверное, знаете, какой это порошок? Прихожу с этим порошком к третьему доктору, а он как схватит этот желтый порошок, да как разорвет рецепт, и прописывает мне коренья. Но какие, думаете, коренья? Покуда я привык к этим кореньям, можете мне поверить, мне всю желчь наружу вывернуло! Сбылось бы на этом докторе хотя бы половина того, что я ему, бывало, желаю, когда мне надо было принимать это зелье перед едой. Смерти в глаза каждый раз глядел! Но чего только не пьет человек ради того, чтобы быть здоровым? А в конце концов, когда я снова пришел к первому доктору, который меня кормил ляписом, и рассказал ему историю с горькими кореньями, которые омрачают мне жизнь, – он вскипел от злости и стал кричать на меня, как если бы я его зарезал:
– Ведь я же вам прописал ляпис! Зачем же вы бегаете как сумасшедший от одного доктора к другому?
– Тише! – говорю я. – Ведь вы же не один на рынке! Контракта я с вами не подписывал, а жить хочет каждый: у того доктора тоже есть жена и дети!..
Он загорелся, вы бы видели, как будто я ему бог знает что сказал! Словом, он меня попросил обратиться к тому доктору.
– В советах, – сказал я, – я не нуждаюсь. Если захочу, я и сам могу пойти.
И кладу ему рубль. Может быть, вы думаете, что он мне его швырнул в лицо? И не подумал! Рубли они любят. Ох, знаете, как они любят рубли! Гораздо больше, чем мы, простые людишки. А нет того, чтобы сесть, например, и выслушать больного как следует быть! Лишнего слова сказать не дают. Вот был я недавно у одного доктора, вашего же знакомого, – не хочу его называть по имени. Только я вошел, не успел двух слов сказать, – ага! Он уже велит мне, извините, раздеться и лечь на кушетку. В чем дело? Он, видите ли, желает меня выслушать. Хочешь меня выслушать? Прекрасно! Выслушай! Почему же ты мне говорить не даешь? Что мне от этого щупания и от выстукивания? Нет, у него нет времени! Его, говорит он, ждут за дверью люди, у каждого своя очередь. Пошла у вас нынче мода – «очередь», как, скажем, на вокзале или на почте, где продают марки… Что? Вам тоже некогда? У вас уже тоже, может быть, «очередь»? Но ведь вы же еще молодой доктор! Откуда у вас «очередь»? Знаете, если вы будете так себя вести, у вас будут огорчения, а не практика!.. И сердиться вам нечего. Я не имел в виду бесплатно, упаси бог. Не такой я человек, чтобы хотеть бесплатно. И хоть вы и не захотели выслушать меня до конца, все же одно другого не касается, за визит надо вам уплатить… Что? Не хотите брать?.. Ну что ж, принуждать вас я не стану… Наверное, у вас есть средства к существованию… Купоны небось стрижете… Растут они у вас… Ну что ж, помогай вам бог, пусть они у вас растут и растут… Адье! Извините, может быть, я отнял у вас время… Но на то вы и доктор…
Коробочный сбор – специальный налог на кошерное мясо в дореволюционной России. Налог этот сдавался на откуп, и откупщик выколачивал его у еврейского населения (особенно страдала от этого беднота).
