Дхан Мукерджи - Белый Клык. Лучшие повести и рассказы о животных

Она кивнула и весело рассмеялась:

– Да, конечно! Это будет очень интересно – бедняга, наверное, совсем перепугался.

Чэллонер шел впереди с топором в руке, за ним Нанетта. Мотег завершал шествие, на всякий случай держа ружье наготове. В ельнике Чэллонер осторожно срубил несколько веток, чтобы Нанетта могла без помех рассмотреть клетку и пленного медведя. Около минуты она затаив дыхание глядела на Нееву, который теперь в сильном возбуждении метался по своей тюрьме. Вдруг Нанетта вскрикнула, и ее пальцы больно сжали руку Чэллонера. Прежде чем он сообразил, что происходит, Нанетта раздвинула ветки и выбежала из ельника.

Возле ловушки лежал Мики, не покинувший друга в час беды. Он старался прокопать ход под нижним бревном и успел так измучиться, что ничего не слышал и не чуял. Нанетту он заметил, только когда она была в десяти шагах от него. Мики присел на задние лапы, в горле у него встал комок, мешая ему дышать. Несколько секунд он сохранял неподвижность, не спуская с Нанетты пристального взгляда. Затем, восторженно взвизгнув, он прыгнул к ней. Чэллонер с испуганным воплем выскочил из ельника, занеся топор над головой. Но прежде чем топор опустился, Мики уже обнимался с Нанеттой, а Чэллонер уронил от удивления свое оружие и громко ахнул:

– Мики!

Мотег с удивлением смотрел, как новый фактор и его жена радостно гладят и тискают непонятного дикого зверя, в которого он, не задумываясь, выстрелил бы, если бы неожиданно встретился с ним на лесной тропе.

От радости Нанетта и Чэллонер совсем забыли про медведя в ловушке. Да и Мики, ошалевший от восторга при виде своего хозяина и хозяйки, тоже забыл про приятеля. Однако когда Неева напомнил им всем о себе, испустив громкое «уф!», Мики молнией бросился к бревнам, обнюхал нос Неевы, просунутый между бревнами, и отчаянно завилял хвостом, стараясь объяснить медведю, какое произошло чудо.

Чэллонера внезапно осенила невероятная догадка. Он медленно приблизился к огромному черному зверю в ловушке. С каким медведем мог подружиться Мики, как не с медвежонком, которого он поймал почти полтора года назад? Чэллонер перевел дух и внимательно осмотрел странных друзей. Мики ласково лизал коричневый нос, просунутый между бревнами! Чэллонер жестом подозвал к себе Нанетту и кивком указал на Мики с Неевой. Помолчав минуту, он сказал:

– Это тот самый медвежонок, Нанетта. Ну, тот, о котором я тебе рассказывал. Я прошлой весной застрелил его мать и связал его с Мики одной веревкой. Значит, они с тех пор так и не расставались! Теперь понятно, почему Мики убежал от нас тогда в хижине. Он вернулся к своему медведю!

Если вы отправитесь на север от Лепаса по реке Рэт или Грассбери, а потом спуститесь по Оленьей реке в Оленье озеро и поплывете вдоль его восточного берега, вы рано или поздно доберетесь до Кокрана и до фактории Лак-Бен. Это одно из самых красивых мест во всем северном крае. На факторию Лак-Бен привозят меха триста охотников и трапперов. И все они, а также их жены и дети прекрасно знают историю «ручного медведя с Лак-Бен», любимца и баловня красивой жены фактора.

Этот медведь носит блестящий ошейник и бродит на свободе в обществе гигантского пса. Ни один охотник, встретившись с ним, и не подумает выстрелить в него. Впрочем, медведь этот стал таким большим и толстым, что разлюбил далекие странствования. А потому в этих местах действует неписаный закон, запрещающий ставить медвежьи капканы и ловушки ближе пяти миль от фактории. Дело в том, что больше чем на пять миль этот медведь в леса не углубляется. Когда же наступают холода, а с ними и время долгого сна, медведь забирается в глубокий уютный погреб, который вырыли для него под складом. И зимними ночами там же, привалившись к теплому боку друга, спит и пес Мики.

Вечером, когда неяркое солнце скупо освещает наш двор, я сижу на ограде лицом к лесу, опираясь спиной о бетонную стену дома; я блаженствую в прохладной тени, лениво болтая босыми ногами, и забавы ради таскаю соломины из крыши у себя над головой. Набрав пучок, я кидаю их вниз, норовя угодить в нос какой-нибудь корове или козе из стада, ждущего у ворот.

Вышла мать с глиняными подойниками. Женщина из ближней деревни, которая обычно помогает ей, заболела, и матери приходится справляться одной. Отец и два поденщика все еще в поле, а я, маленький баловень, предоставлен самому себе. Но мать, уставшая от тяжелой работы, увидев меня, сердито кричит:

– Перестань, обезьянья рожа, тиран материнского сердца! И без того крыша течет и дожди уже на носу, а ты еще нарочно делаешь дыры, чтоб нас ночью и вовсе затопило.

Я отвечаю ей смехом и больше уже не шевелюсь, только взглядом окидываю наш пыльный двор, хлев в дальнем его конце и ослепительную гладь реки, за которой, по другому берегу, далеко-далеко на север тянется зеленая стена джунглей. Стена эта живая, и мне видно, как жарко вспыхивают на солнце листья, словно угольки в очаге. Только жар у них зеленый, подумалось мне, а это еще интереснее!

Я очень люблю джунгли; с тех самых пор, как я себя помню, они были местом моих игр – жуткие, опасные и загадочные. Там кипела бурная, но незаметная жизнь. Каждая тень, каждый солнечный блик таили в себе удивительные неожиданности, и, мало того: совсем еще ребенок, я все же понимал, хотя и смутно, мудрость законов, которые правят лесным миром. В то время мне гораздо больше приходилось иметь дело со зверями, чем с людьми, и первые мои воспоминания неразрывно связаны с джунглями.

Наш дом стоял на самом краю деревни, разбросанной по берегу речушки, которая имела здесь не больше ста ярдов в ширину и ярдов восемь в глубину. До ближайших соседей было почти полмили к югу. Когда из джунглей в деревню заявлялись незваные гости – а во время засухи, до конца которой оставались считаные дни, эти волнующие посещения бывали довольно частыми, – они первым делом наведывались к нашему дому.

Я уже сказал, что джунгли начинались к северу от нас и тянулись вдоль реки, которую образовывали в двух милях выше нашего дома несколько ручьев. Звери появлялись с севера, переходя мелкие ручейки выше места их слияния, и шли в деревню по южному берегу, мимо нашего дома. Поэтому все мы с опаской поглядывали в ту сторону. Хищники всегда избирали этот путь, потому что ниже река была слишком глубока и бурлива, и к тому же жители деревни ловили здесь рыбу, так как в наших краях крокодилы не водятся.

Нередко по ночам громкий рев поднимал нас с постелей, все кидались к окнам, и я, прильнув к стеклу и напряженно прислушиваясь, ждал тигра. Рев приближался, и вся деревня замирала в тревоге. Наконец слышался долгий, протяжный вопль, словно долетавший с тонущего корабля, красивый и печальный, и все знали, что это клич голодного тигра. Вместе с этим звуком сквозь открытое окно доносился из коровника необычайный запах. Скот был надежно заперт на ночь, но, когда раздавался рев, слышный даже в глубоком погребе, запах страха, который не спутаешь ни с чем другим, выделяясь вместе с потом, проникал наружу сквозь тонкие стены хлева.