Оноре Бальзак - Сочинения

Честолюбивый помощник правителя канцелярии самолично пригласил на вечер также и все семейство Лодижуа; затем он зашел к Кольвилю и попросил Селесту надеть свое самое нарядное платье. Тюилье застал Флавию в глубокой задумчивости, она не знала, идти ли ей на обед, и Жером помог ей принять решение.

– Моя старая и вечно юная подруга, – сказал он, обнимая г-жу Кольвиль за талию, ибо в комнате никого больше не было, – я не хочу иметь от вас никаких тайн. Речь идет о весьма важном для меня деле… Большего я сказать не могу, но прошу вас быть особенно любезной с одним молодым человеком…

– О ком вы говорите?

– О ла Пераде.

– А почему я должна быть с ним любезна, Жером?

– В его руках мое будущее, а кроме того, это человек необыкновенно одаренный. О, уж я-то в людях толк знаю… У него есть хватка! – сказал Тюилье, подражая жесту дантиста, вырывающего коренной зуб. – Надо сделать его нашим другом, Флавия… Но, главное, пусть он ничего не замечает, не то слишком возомнит о себе… Он из тех людей, которые ничего даром не делают.

– Как? Уж не хотите ли вы, чтобы я с ним кокетничала?..

– Самую малость, мой ангел, – ответил Тюилье фатовским тоном.

И он удалился, даже не заметив, в какой растерянности пребывала г-жа Кольвиль.

«Да, как видно, этот молодой человек – большая сила… Ну, что ж, посмотрим», – сказала себе Флавия.

Причесываясь, она воткнула в волосы перья марабу; она надела свое серое с розовым платье и накинула черную мантилью, позволявшую видеть ее изящные плечи; на Селесте было миленькое шелковое платье; поверх плиссированного воротника была наброшена косынка, прическа ее напоминала модную в то время прическу – «а-ля Берт».

В половине пятого Теодоз уже был на посту; напустив на себя обычный, чуть придурковатый и подобострастный вид, он прежде всего увлек Тюилье в сад.

– Дорогой друг, – сказал он сладким голосом, – я не сомневаюсь в вашей победе, но считаю необходимым еще раз порекомендовать вам полное молчание. Если вас станут о чем-нибудь спрашивать, особенно о Селесте, давайте уклончивые ответы, которые оставят вопрошающего в недоумении, словом, ведите себя так, как вы некогда вели себя, служа в канцелярии.

– Отлично! – проговорил Тюилье. – Но есть ли у вас уверенность в успехе?

– За обедом вы увидите, какой сюрприз я вам приготовил на десерт. Главное же, будьте скромны. Вот и Минары, я должен окончательно заманить их в сети… Приведите их сюда, а потом удалитесь.

После взаимных приветствий ла Перад ни на шаг не отходил от мэра; улучив подходящую минуту, он отвел его в сторонку и сказал:

– Господин мэр, человек, играющий такую роль в политической жизни, как вы, не стал бы убивать здесь свое время без веских соображений. Я не смею проникать в ваши замыслы, у меня нет на то никакого права, да я и вообще дал себе обет никогда не вмешиваться в дела сильных мира сего. Однако простите мне мою дерзость и соблаговолите выслушать совет, который я осмелюсь вам дать. Если я сегодня оказываю вам услугу, то завтра вы благодаря своему положению сумеете оказать мне две, так что, желая услужить вам, я действую в собственных интересах. Наш друг Тюилье просто в отчаянии, что ничего собою не представляет, вот он и воспылал жаждой стать кем-либо, занять какой-нибудь пост в своем округе…

– Так, так, – пробормотал Минар.

– О, у него весьма скромные мечты, он хотел бы сделаться членом муниципального совета. Мне известно, что Фельон, понимая, сколь важна подобная услуга, предполагает выдвинуть кандидатуру нашего славного хозяина. А посему не сочтете ли вы полезным в ваших собственных видах опередить его в этом? Избрание Тюилье будет для вас весьма полезным и приятным, он отлично справится с обязанностями генерального советника, в муниципалитете встречаются люди еще более недалекие, чем он… К тому же, понимая, что он обязан своим избранием вам, Тюилье, конечно же, на все станет смотреть вашими глазами, тем более, что он считает вас одним из столпов нашего города…

– Любезный друг, я вам весьма благодарен, – отвечал Минар. – Вы оказываете мне услугу, за которую я бесконечно признателен, и она доказывает…

– Что я не выношу этих Фельонов, – быстро подхватил ла Перад, заметив нерешительность мэра, который боялся закончить свою мысль из опасения, как бы она не показалась адвокату обидной. – Терпеть не могу людей, кичащихся своей необыкновенной честностью и склонных превращать возвышенные чувства в звонкую монету.

– Вы, как видно, их до конца раскусили, – заметил Минар, – ведь это ужасные лицемеры! Вся жизнь Фельона за последние десять лет подчинена одному желанию – получить красную ленточку, – прибавил мэр, показывая на свою петлицу.

– Берегитесь! – воскликнул адвокат. – Его сын любит Селесту, он старается проникнуть в цитадель.

– Ну что ж, зато у моего сына двенадцать тысяч годового дохода…

– О, мадемуазель Бригитта на днях заявила, что у жениха Селесты должен быть, по крайней мере, такой доход, – сказал адвокат, сделав неуловимое движение плечами. – Кроме того, сообщу вам по секрету, не пройдет нескольких месяцев, и вы узнаете, что Тюилье владеет недвижимостью, приносящей сорок тысяч франков дохода.

– Ах, черт побери, я это подозревал, – вырвалось у мэра, – ну что ж, он будет членом генерального совета.

– Я прошу вас лишь об одном: ничего не говорите ему обо мне, – сказал адвокат бедняков и, быстро отойдя от мэра, направился навстречу г-же Фельон. – Ну как, удалось вам добиться успеха, прелестная дама?

– Я ждала до четырех часов, но этот достойный и прекрасный человек не дал мне даже закончить свою речь: он слишком занят и не может принять подобный пост, так что господин Фельон уже прочел принесенное мною письмо, в котором доктор Бьяншон благодарит его за любезность, но сообщает, что он, со своей стороны, рекомендует кандидатуру господина Тюилье. Он, мол, употребит свое влияние в его пользу и просит моего мужа поступить так же.

– Что же сказал ваш несравненный супруг?

– Он сказал: «Я выполнил свой долг, я не поступился своими убеждениями, а теперь я – целиком за Тюилье».

– Стало быть, все устроилось, – сказал ла Перад. – Забудьте о моем визите, считайте, что эта ценная мысль пришла в голову вам самой.

Затем, приняв самый почтительный вид, он направился к г-же Кольвиль.

– Сударыня, соблаговолите привести сюда нашего славного папашу Кольвиля, – сказал он, – речь идет об одном сюрпризе для Тюилье, и его надо сохранить в тайне.

Пока ла Перад артистически беседовал с Кольвилем, поражая его воображение целым каскадом блестящих шуток, относящихся к кандидатуре Тюилье, и убеждая Кольвиля поддержать эту кандидатуру, хотя бы из семейных соображений, Флавия в каком-то оцепенении сидела в гостиной, слушая нижеследующий разговор, от которого у нее звенело в ушах.