Оноре Бальзак - Сочинения

И он повернулся к любимой:

– Селеста, я готов молить вас на коленях: не смешивайте вещей, которые закон в своей мудрости отделил друг от друга. Мы живем в двух различных мирах: в здешнем мире должно считаться с велениями общества, в потустороннем мире – с велениями неба. Каждый идет своим путем к спасению. Но, живя в обществе, мы обязаны подчиняться его законам, ибо так повелел господь! Разве Христос не сказал: «Воздайте кесарю кесарево» ? Кесарь – это и есть общество… Забудем нашу маленькую ссору!

– Маленькую ссору! – вскричала юная католичка. – Я хочу, чтобы вы всецело владели моим сердцем, а я всецело владела вашим, вы же делите их на две половины!.. Может ли быть большее горе? Вы забываете, что брак – это священное таинство…

– Ваши ханжи и святоши забили вам голову! – вне себя от гнева воскликнул математик.

– Господин Фельон, – запальчиво прервала его Селеста, – довольно говорить на эту тему!

При этих словах Теодоз счел необходимым войти в комнату. Он увидел бледную Селесту и встревоженного преподавателя, у которого был вид влюбленного, рассердившего предмет своего обожания.

– Я услышал слово «довольно». Стало быть, чего-то было слишком много? – спросил он, переводя взгляд с Селесты на Феликса.

– Мы беседовали о религии, – ответил Фельон, – и я доказывал мадемуазель Селесте, какую опасность таит в себе вторжение религии в семейную жизнь…

– Речь шла не об этом, сударь, – резко сказала Селеста. – Мы хотели понять, могут ли муж и жена жить душа в душу, если он безбожник, а она верующая католичка.

– Но разве на свете существуют безбожники! – вскричал Теодоз, изображая на своем лице глубочайшее изумление. – И разве католичка может, к примеру, выйти замуж за протестанта? Нет, спасение супругов возможно лишь в том случае, если оба они исповедуют одну и ту же веру!.. Я сам родом из Контá, в числе моих предков был даже папа, в нашем гербе изображен серебряный ключ на червленом фоне, а в основании герба – монах на церковной паперти и пилигрим с золотым посохом в руках; наш девиз: «Я отпираю и запираю» . Вот почему я ревностный католик. Но в наши дни благодаря современной системе образования сплошь и рядом возникают и обсуждаются такие вопросы, как тот, о котором вы говорили!.. Я, смею вас заверить, никогда бы не женился на протестантке, будь у нее даже миллионы… и люби я ее до потери сознания! Нельзя спорить о вере. «Uпа fides, unus Dominus» – вот мой девиз в сфере религии и в сфере политики.

– Вы слышите? – с торжеством воскликнула Селеста, взглянув на Феликса Фельона.

– Я не святоша, – продолжал ла Перад, – я хожу к обедне в шесть часов утра, когда меня никто не видит, я пощусь по пятницам, я, наконец, верный сын церкви и никогда не предпринимаю ничего серьезного, хорошенько не помолившись богу, как делали наши предки. Но я не афиширую свою веру… Во время революции тысяча семьсот восемьдесят девятого года в нашей семье произошло событие, которое еще сильнее, чем традиции, привязало нас к святой матери-церкви. Некая злосчастная мадемуазель де ла Перад, принадлежавшая к старшей ветви рода, владеющей небольшим поместьем де ла Перад, ибо мы, я и моя семья, принадлежим к младшей ветви ла Перад де Канкоэль, правда, обе ветви наследуют одна другой, – так вот, говорю я, эта барышня за шесть лет до революции вышла замуж за одного адвоката, который придерживался модных в ту пору идей и был вольтерьянцем, иначе говоря, неверующим или, если вам угодно, деистом. Он разделял революционные идеи и занимался введением многих прелестных новшеств, наподобие культа богини Свободы и Разума. В наши края он прибыл пропитанным до мозга костей новыми идеями, фанатическим приверженцем Конвента. Свою красавицу жену он заставил играть роль богини Свободы, и несчастная сошла с ума… Она так и умерла помешанной! Так вот, мы живем в такое время, что меня не удивит, если мы станем свидетелями нового тысяча семьсот девяносто третьего года!..

Эта ловко придуманная история произвела такое впечатление на свежий и неискушенный ум Селесты, что она порывисто поднялась, поклонилась обоим молодым людям и ушла к себе в комнату.

– Ах, сударь, что вы наделали! – воскликнул Феликс, пораженный до глубины души холодным взглядом, брошенным на него Селестой и выражавшим глубокое равнодушие. – Она уже видит себя в роли богини Разума…

– Что между вами произошло? – осведомился Теодоз.

– Речь шла о моем безразличии к вопросам веры.

– Это величайшая язва нашего века, – изрек Теодоз наставительным тоном.

– Вот и я, – прощебетала г-жа Кольвиль, появляясь на пороге гостиной в изысканном туалете. – Что случилось с моей бедной дочкой? Она плачет…

– Она плачет, сударыня?.. – воскликнул Феликс. – Передайте же ей, что я завтра же принимаюсь внимательнейшим образом изучать «Подражание Христу».

И Феликс вышел на улицу вместе с Теодозом и Флавией. Спускаясь по лестнице, адвокат сжал руку своей спутнице, давая этим понять, что он в карете объяснит ей причины необычайного возбуждения молодого ученого.

Через час чета Кольвилей, Селеста и Теодоз уже входили в дом Тюилье, куда они были приглашены к обеду. Теодоз и Флавия увлекли Тюилье в сад, и адвокат сказал ему:

– Добрый друг, через неделю ты будешь награжден крестом. Попроси любезную госпожу Кольвиль рассказать тебе о нашем визите к графине дю Брюэль…

С этими словами Теодоз отошел от Тюилье, ибо он увидел Дероша, направлявшегося к нему в сопровождении мадемуазель Тюилье. Идя навстречу поверенному, молодой человек ощущал, как его сердце сжимается от ужасного предчувствия.

– Милостивый государь, – шепнул Дерош на ухо похолодевшему Теодозу, – я пришел узнать, можете ли вы уплатить двадцать семь тысяч шестьсот восемьдесят франков шестьдесят сантимов, включая издержки?..

– Вы пришли как поверенный Серизе? – воскликнул адвокат.

– Он передал ваши векселя Лушару, а вы знаете, что вас ожидает в случае ареста. У Серизе есть основания полагать, что у вас в секретере хранятся двадцать пять тысяч франков. Вы собирались уплатить ему, и он находит вполне естественным, чтобы эти деньги не залеживались у вас…

– Благодарю вас за приход, милостивый государь, – сказал Теодоз, – я предвидел этот выпад…

– Между нами говоря, – заметил Дерош, – вы его славно одурачили… Пройдоха жаждет мести и ни перед чем не останавливается: ведь он все потеряет, если вы решите отказаться от адвокатского звания и пойти в тюрьму…

– Я? – воскликнул Теодоз. – Нет, что вы, я уплачу… Но у него в руках пять векселей по пять тысяч франков каждый, что он собирается с ними делать?

– О, после того, что произошло утром, я ничего не берусь предсказывать. Знаю только одно: мой клиент злобен, как паршивый пес, и у него свои планы…