Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

Хамелеон поднимается на трибуну, чтобы заявить, что он счастлив и горд быть, как всегда, заодно со всеми

Босский Тяжеловоз, который накануне привез из Шартра в Париж огромный воз зерна, ржет от нетерпения; он заявляет, что иностранные кони вечно всем недовольны и что они просто с жиру бесятся. Он убежден, что всякое здравомыслящее Животное обязано радоваться появлению железных дорог.

Бык и Осел кричат с места: «Да, да».

Чтобы дать участникам собрания отдохнуть, господин Председатель объявляет десятиминутный перерыв.

Но очень скоро раздается звон колокольчика и господа делегаты возвращаются на свои места с поспешностью, которая свидетельствует разом и об их рвении, и об их неискушенности в парламентских делах.

На трибуну взлетает Соловей; он просит у Господа чистого неба и теплых ночей для своих песен, а затем исполняет с божественной грацией несколько гармонических стансов Ламартина.

Пение его восхитительно, но доступно не всякому; грубая Выпь вопит и призывает его не отклоняться от темы.

Осел конспектирует соловьиные песни и подвергает критике одну из рифм – на его вкус, недостаточно богатую.

Павлин и Райская Птица смеются над невзрачной внешностью оратора-певца.

Левый депутат требует равенства.

Королевская Птица и Браминский Сыч бросают на независимого оратора взгляды, исполненные презрения.

Краб, уже десять лет томящийся в ботаническом рабстве, жалобным голосом молит отпустить его на волю.

Земляной Червь, трепеща, требует отменить частную собственность и провозгласить общность имущества.

Улитка стремительно прячется в раковину, Устрица закрывает створки, а Черепаха объявляет, что своего панциря не отдаст никому.

Старый Дромадер, уроженец Мекки, который до сих пор скромно хранил молчание, говорит, что Ассамблея не выполнит своей цели, если не объяснит Людям, что места на земле много и необязательно одним усаживаться на спину другим.

Осел, Конь, Слон и сам Председатель кивают в знак согласия.

Несколько участников собрания окружают Дромадера и принимаются расспрашивать его касательно Восточного вопроса. Дромадер очень здраво отвечает, что Господь велик, а Магомет пророк его.

Юный Барашек робко высказывается в пользу прелестей сельской жизни: он говорит, что трава свежая, а пастух добрый, и спрашивает, нельзя ли все уладить миром?

Хряк бормочет что-то нечленораздельное; окружающие решают, что он выступает за status quo.

Старый Кабан, которого противники обвиняют в заигрывании со скотным двором, заявляет, что нужно принимать жизнь как она есть, но дожидаться удобного случая.

Гусыня гордо объявляет, что не занимается политикой.

Сорока возражает, что подобное равнодушие Гусыни окажется очень на руку тем, кто однажды вздумает ее ощипать.

Хамелеон поднимается на трибуну, чтобы заявить, что он счастлив и горд быть, как всегда, заодно со всеми.

Лис, до того лишь набрасывавший кое-какие заметки, видит, что список ораторов исчерпан, и поднимается на трибуну в ту самую минуту, когда на нее в третий раз пытается вскочить Сорока. Та разочарованно уступает ему место и удаляется, держа под крылом объемистую рукопись, которую она сочинила с одной Клушей из числа своих подружек.

Выдра предлагает понюшку табаку старому Бобру. Хряк, его сосед, в крайнем смущении закрывает глаза и всем своим видом показывает, что вот-вот чихнет

Лис говорит, что с величайшим вниманием выслушал всех ораторов; что он восхищен мощью и возвышенностью мыслей Льва; что он бесконечно уважает величие Львиного характера, но что прославленный оратор, по всей вероятности, единственный Лев во всей Ассамблее, а Ботанический сад мало похож на пустыню;

– что он не желал бы разрушать иллюзии Пса, но не может закрыть глаза на его ошейник;

Пес смущенно чешет за ухом. Какой-то остряк замечает, что уши у Пса куда короче, чем были при рождении, и осведомляется, правда ли, что нынче мода на короткие уши. ( Смех в зале .)

– что он на мгновение разделил воинственный пыл Тигра и был уже готов вторить его грозному рыку, однако вспомнил, что Человек изобрел порох, а звериная нация еще не умеет пользоваться огнестрельным оружием. «Вдобавок факты доказывают, что на нашей грешной земле побеждает далеко не всегда тот, кто прав»;

– что звери еще совсем недавно освободились от оков и у многих из них скорее всего нет заграничных паспортов;

Правые в восторге. Левые молчат. Центр ничего не говорит, а думает еще меньше. Скворец замечает, что многие репутации зиждутся именно на молчании.

– что речь Соловья прекрасна, но не внесла никакой ясности;

– что хорошо бы уговориться о значении слов и что равенство, которого все требуют, есть не что иное, как материальная потребность, с которой ум никогда не смирится;

Левые протестуют.

– что желание Краба не быть рабом вполне законно, но ему следовало бы озаботиться способами распорядиться свободой. «Порой быть свободным весьма затруднительно: рабство усовершенствовалось до такой степени, что раба за воротами тюрьмы ждут одни лишь бедствия». В доказательство своих слов он напоминает о двухстах тысячах русских крестьян, которые, получив свободу, не знали, как ею распорядиться, и добровольно воротились к своим помещикам [145];

Из глаз удрученного Краба медленно вытекают две слезинки.

– что рассуждение Хряка и хорошо, и дурно тем, что ничего не меняет; то же самое можно сказать и о доктринах Кабана;

Крайне левые и крайне правые лапоплещут. Выдра предлагает понюшку табаку старому Бобру. Хряк, его сосед, в крайнем смущении закрывает глаза и всем своим видом показывает, что вот-вот чихнет.

– что чувства Барашка весьма благородны, а намерения бесконечно добры, «однако так уж устроен мир, что чрезмерная доброта не пользуется уважением»; кроме того, Лис напоминает Барашку, что добрый Пастух отвел его матушку на бойню.

Барашек с рыданием бросается на грудь взрослому Барану, а тот упрекает Лиса в безжалостной прямоте. Сцена производит на собравшихся крайне тягостное впечатление. Горлица падает в обморок; Пиявка по совету Гиппопотама пускает ей кровь. Дикий Голубь говорит как бы про себя, но достаточно громко, чтобы его услышали, что бестактность почти всегда проистекает из бессердечности.

Лис оправдывает себя тем, что, как это ни печально, правда колет глаза; он утверждает, что сам бы с радостью сделался адептом сентиментальной политики, но есть такие недуги, которые слабый правитель исцелить не способен, а Макиавелли в книге «Государь» учит, что жестокость бывает благотворной и милосердной.