Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)

– Ну…

– Ничего не «ну». Он вынул ключ из кармана – да, из кармана – подошел и отпер дверь. От него разило виски. Он сказал: «Сегодня не могу с вами говорить». Я сказал: «Это важно, и я не хотел бы, чтобы вы снова начинали пить». Мы немного побеседовали, но каждую минуту он смотрел на часы, не предлагая мне присесть. Наконец я сказал: «Ладно, катитесь к черту» – и ушел… Он запер за мной дверь и положил ключ в карман. Вот все, что мне известно. Ключ, наверное, там и лежит.

– Его там нет, – сказал Морган. – Мерч обыскал его одежду, и ключа не оказалось ни в одном из костюмов в его гардеробе. Интересно…

Долгие минуты они сидели в тишине. Наконец Патриция предложила вернуться на «Ферму» поужинать. Когда она подала Хью руку, чтобы он помог ей подняться с кресла, ему показалось, что девушка дрожит.

Тем вечером на «Ферме» состоялся не совсем обычный ужин. Войдя в дом около семи вечера, они узнали, что незадолго до них прибыл мистер Тесей Лэнгдон, адвокат покойного, в сопровождении мисс Элизабет Деппинг, прилетевшей самолетом из Парижа. Адвокат сейчас находился в библиотеке вместе с доктором Феллом и инспектором Мерчем, а Элизабет – в своей комнате, и страдала она, как прямо заявила Патриция, не столько из-за смерти отца, как от дурноты после авиаперелета. Но ее недомогание было воспринято женой полковника Стэндиша в столь романтичном ключе, что та развела бурную деятельность, перевернувшую вверх дном весь дом. Она проводила у кровати Бетти Деппинг больше времени, чем на заседаниях местного женского клуба. Патриция присоединилась к ней, и, похоже, они немного повздорили. Как бы то ни было, на стол подали лишь холодные закуски, и безутешным гостям пришлось довольствоваться тайком сооруженными сэндвичами.

Хью удалось лишь мельком узреть прославленную Матушку Стэндиш. Она спустилась по лестнице, чтобы поприветствовать его, – миловидная женщина ростом пять футов десять дюймов, в туфлях на низком каблуке, с копной пепельных волос, развевающейся над головой, будто боевой штандарт, и грубым, но приятным лицом. Она уверенно заявила ему, что на «Ферме» ему понравится, ткнула пальцем в несколько портретов на стене холла и назвала художников, похлопала по резной раме зеркала в нише рядом с лестницей и важно произнесла: «Работа самого Гринлинга Гиббонса!» [15]

Донован ответил: «Ах!» – после чего она принялась перечислять известных людей, которые бывали в этом доме, включая Кромвеля, судью Джеффриса и королеву Анну. Кромвель, как оказалось, забыл здесь пару сапог, а Джеффрис отбил кусок облицовки – одна королева Анна, похоже, тут не безобразничала. Затем хозяйка дома одарила его пристальным взглядом, будто пыталась оценить, достоин ли он такой чести, и наконец сообщив, что пациентка нуждается в ней, ушла наверх.

Сама «Ферма», как Хью выяснил, была очень милым местом: прохладным, дремотным, с большими комнатами, расположенными вдоль трех сторон прямоугольника. Здание модернизировали – электрические светильники, установленные на стенах или свисающие с высоких потолков, казались тут неуместными, но о древних традициях этого дома – и высоких устоях духовности – свидетельствовал выложенный камнем пол в центральном коридоре, огромный камин из белого песчаника и багровая облицовка стен, с которых торжественно взирали изображенные на портретах знаменитости, красуясь в золоченых рамах. За холлом находилась мрачная столовая, за окнами которой рос самый большой падуб из всех, когда-либо им виденных. Здесь сидел Дж. Р. Берк, потягивая пиво в состоянии угрюмой задумчивости.

Бродя по западному крылу, Хью наткнулся на гостиную, обставленную каким-то предком Стэндишей со столь безвкусной роскошью, что она даже казалась забавной. Стены украшали картины, повествующие о жизни Венеции: гондольеры принимали удивительнейшие позы, высовываясь из лодок. Поблескивали золоченые рамы зеркал, стеклянным куполом нависала люстра, пестрели китайские узоры на шкатулках.

С другой стороны коридора до него доносились приглушенные голоса из-за двери библиотеки. Похоже, именно там доктор Фелл проводил допрос. В этот момент дверь открылась и наружу вышел дворецкий. Хью успел разглядеть большую комнату, наполненную сигарным дымом, и доктора Фелла, сидящего за столом и делающего заметки.

Окна гостиной выходили на вымощенную камнем террасу. Хью увидел там огонек сигареты и вышел наружу. Терраса подступала к кромке сада позади дома, обесцвеченного багряным закатом, а в восточном крыле свет горел лишь в нескольких створчатых окнах. На эти окна смотрел, облокотившись на каменную балюстраду, Морли Стэндиш. Заслышав шаги, он обернулся.

– Кто… О, здравствуйте, – сказал он и вернулся к своему занятию.

– Что у вас тут произошло? – спросил Хью, зажигая сигарету. – Ваша сестра и я были у Морганов. Они нашли…

– Я тоже хотел бы это знать, – сказал Морли. – Но они чертовски скрытные. Никому нет до меня дела. Мать говорит, что мне не стоит видеть Бетти… Мисс Деппинг, она приехала. Я не знаю, чем они заняты. Они пригласили в библиотеку каждого слугу в доме. Кто знает, что там творится?

Он отбросил сигарету и перегнулся через балюстраду.

– Прекрасный вечер, – безразлично сказал Морли. – А где вы были в ночь убийства?

– Я?

– Они у всех это спрашивают – формальность. Начиная со слуг, чтобы вызывать меньше подозрений. Где мы могли быть? Куда тут идти после заката? Мы все были в своих постелях. Если бы я только мог объяснить, что произошло с этими ботинками…

– Вы спрашивали о них?

– Я спросил Кеннингса – слугу, о котором я рассказывал. Он не знает. Помнит только, что не так давно убрал их в кладовку. Кто угодно мог взять их. Но сейчас их в кладовке нет, так что… Эй!

Хью проследил за его взглядом. В западном крыле зажглось еще одно окно.

– Интересно, – Морли потер ладонью лоб, – кто это сейчас зашел в дубовую комнату?

– Дубовую комнату?

– Комнату с полтергейстом, – мрачно пояснил Морли и добавил после паузы, во время которой он смотрел на свет в окне: – Мне одному пришла в голову идиотская мысль, что мы должны пойти и посмотреть?

Они переглянулись. Хью почувствовал, что Морли напряжен, будто готов взорваться, но сдерживается. Он кивнул. Они покинули террасу, едва не срываясь на бег. Когда Морли заговорил снова, они уже спускались по главной лестнице.

– Видите вот этого парня? – спросил он, указав на один из портретов. На картине был изображен грузный мужчина в отделанном кружевами камзоле и пышном парике, с толстыми пальцами, воздетыми в уклончивом жесте, и бегающими глазками. – Это один из олдерменов Бристоля, который, говорят, участвовал в восстании 1685 года. На самом деле он ничего такого не делал – кишка была тонка, полагаю, – но, по слухам, поддерживал Монмута. Когда судья Джеффрис прибыл для суда над бунтовщиками, всё имущество подозреваемого конфисковали. Джеффрис гостил здесь у сквайра Редлендса, которому в то время принадлежала «Ферма». Этот человек, олдермен Уайд, прибыл сюда, чтобы обжаловать решение суда. Джеффрис пришел в ярость и наговорил ему всякого. После этого Уайд покончил жизнь самоубийством в дубовой комнате – перерезал себе горло. С тех пор…