Дэниел Гилберт - Спотыкаясь о счастье

Насколько мне известно, никто еще не проводил систематического изучения тех чувств, которые испытывают люди, бессердечно брошенные перед алтарем. Но я готов поспорить на бутылку доброго вина, что если вы отловите здоровых представителей сословия «чуть не ставших мужьями и женами» и спросите у них, как они охарактеризуют этот инцидент («худшее, что со мной когда-либо случалось» или «лучшее, что со мной когда-либо случалось»), большинство из них подпишется под последним утверждением. И я поспорю на целый ящик вина, что если вы отыщете людей, никогда подобного не переживавших, и попросите их предсказать, какое из всех возможных переживаний они, скорее всего, вспомнят впоследствии как «лучшее, что со мной когда-либо случалось», никто из них не включит в список пункт «меня бросят перед алтарем». Подобно очень многим бедам, бросание у алтаря кажется более болезненным, когда оно – в будущем, и более радужным, когда оно – в прошлом. Когда мы представляем себе, каково будет пережить такое, мы, естественно, создаем самое ужасное из возможных видение этого переживания. Но если нам когда-то действительно разбивали сердце и унижали на глазах родных и знакомых, мозг начинает прицениваться к менее ужасному видению – а он, как мы уже знаем, весьма опытный покупатель. Однако поскольку мозг приценивается неосознанно, мы не понимаем, что он это делает, и потому бездумно допускаем, что ужасное видение грядущих событий – то самое ужасное видение, которое мы будем иметь в будущем, когда оглянемся на случившееся. Короче говоря, мы не понимаем того, что наше видение изменится, поскольку ничего не знаем о процессах, которые его изменяют.

Из-за этого бывает достаточно трудно предсказать эмоциональное будущее. Во время одного исследования добровольцам предлагалась хорошо оплачиваемая работа, заключавшаяся всего лишь в том, чтобы пробовать мороженое и придумывать для него забавные названия {248}. В процедуру приема на работу входило собеседование, которое записывалось на видеокамеру. Некоторым добровольцам сказали, что запись собеседования потом просмотрит эксперт, имеющий право единолично решать, будут ли они приняты на работу (экспертная группа). Другим сказали, что запись собеседования увидит комиссия, члены которой будут решать вопрос о приеме голосованием (комиссионная группа). Добровольцев из второй группы уведомили, что если хотя бы один член комиссии проголосует за них, они получат работу – и, следовательно, единственным вариантом, в котором они не получат работу, будет тот, когда против них проголосует вся комиссия. После этого добровольцы прошли собеседование, и каждый предсказал, какие чувства он испытает, если работы не получит. Через несколько минут в комнату вошел экспериментатор и смущенно объявил, что после тщательного размышления эксперт (или комиссия) решили, что для этой работы не подходит никто. А потом он попросил добровольцев описать свои чувства.

Результаты исследования – на рис. 19. Как показывают столбцы слева, участники обеих групп ожидали, что испытают почти одинаково неприятные чувства. В конце концов, отказ – это главный щелчок по носу, и мы вправе ждать, что он будет обидным, кто бы нас ни щелкнул – эксперт, комиссия или толпа ортодоксальных раввинов. И тем не менее, как показывают столбцы справа, щелчок болезненнее, когда он получен от комиссии, а не от эксперта. Почему? Что ж, вообразите, что вы хотите стать моделью и демонстрировать мужские плавки, для чего требуется надеть на себя нечто крошечное и походить взад-вперед перед каким-то пялящимся на вас насмешником в костюме за три доллара. Если насмешник, оглядев вас, покачает головой и скажет: «Сожалею, но в модели вы не годитесь», вы, конечно, испытаете неприятные чувства. На минуту-другую. Но это – разновидность межличностного отказа, который время от времени случается пережить каждому, и через несколько минут большинство из нас проглатывает обиду и продолжает заниматься своими делами. Это происходит быстро, потому что психологическая иммунная система без труда находит способ эксплуатировать неоднозначность такого переживания и смягчает укол: «Парень не обратил внимания на мои выдающиеся мужские достоинства», или «Он из тех чудаков, кому рост кажется важнее мускулатуры», или «И я думал, что меня сумеет оценить человек в таком костюме?».

А теперь вообразите, что вы демонстрируете свое скудное одеяние целой толпе, сидящей в зале, – мужчинам и женщинам, старикам и молодым людям, – и все они, оглядев вас, одновременно качают головами. Вы, конечно, испытаете неприятные чувства. Очень неприятные. Унижение, обиду и стыд. Вы поспешите уйти – с горящими щеками, со слезами на глазах и комком в горле. Быть единодушно отвергнутым многими и разными людьми – переживание не из легких, поскольку оно вполне однозначно, и психологической иммунной системе затруднительно создать такое видение ситуации, которое будет и позитивным, и заслуживающим доверия. В своем провале легко обвинить пристрастность одного эксперта, но не пристрастность целой комиссии. Такие выводы, как «94 человека моргнули одновременно и поэтому не разглядели моих достоинств», уж точно доверия не заслуживают. Сходным образом добровольцам было легче объяснить отказ антипатией к ним эксперта, чем антипатией всей комиссии, почему более неприятные чувства и испытывали те, кого отвергла последняя.

Сейчас, когда вы сидите на своем уютном диване и читаете о результатах исследования, это может казаться вам совершенно очевидным. Но позвольте заметить, что совершенно очевидным все это становится лишь тогда, когда кто-то возьмет на себя труд вам все объяснить. Иначе почему добровольцы были не в состоянии предсказать, что это случится, несколькими минутами ранее ? Почему они не поняли, что, обвиняя эксперта, будут чувствовать себя лучше, чем обвиняя комиссию? А потому, что когда их попросили предсказать свою эмоциональную реакцию на отказ, они представили ее себе как острый укол. И все. Они не представляли себе, каким образом их мозг попытается смягчить эту боль. И поскольку они не знали, что обвинение тех, кто причинил страдание, сможет это страдание облегчить, им и в голову не пришло, что одного человека обвинить гораздо легче, чем группу. Эти данные подтверждаются и другими исследованиями. Например, люди предполагают, что будут испытывать равное горе, произойдет ли трагедия из-за чьей-то халатности или по воле слепого случая, но на самом деле испытывают большее горе, если это был слепой случай и винить в трагедии некого {249}.