Дэниел Гилберт - Спотыкаясь о счастье

Мы вспоминаем то чувство, которое, по нашему мнению, должны были испытывать. Проблема заключается в том, что ошибка в ретроспективном взгляде способна помешать заметить ошибку во взгляде перспективном. Возьмем президентские выборы 2000 г. Избиратели пришли голосовать 7 ноября 2000 г., дабы решить, кто станет 43-м президентом Соединенных Штатов – Джордж Буш или Эл Гор. Но вскоре стало ясно, что окончательное решение будет вынесено не сразу, а примерно через неделю. На следующий день, 8 ноября, экспериментаторы попросили некоторых избирателей предсказать, какие чувства они будут испытывать в день вынесения окончательного решения за или против их кандидата. 13 декабря Эл Гор проиграл Джорджу Бушу, и на следующий день экспериментаторы измерили истинные чувства избирателей. Через четыре месяца, в апреле 2001 г., они снова встретились с избирателями и попросили их вспомнить, какие чувства те испытывали 14 декабря. Исследование показало следующее (рис. 22). Во-первых, в случае победы Буша сторонники Гора ожидали, что на следующий день будут сильно разочарованы, а сторонники Буша полагали, что будут ликовать. Во-вторых, когда Джордж Буш был объявлен победителем, сторонники Гора были разочарованы меньше, а сторонники Буша ликовали меньше, чем ожидали и те и другие (эту тенденцию мы рассматривали в предыдущих главах). В-третьих – и это самое важное, – через несколько месяцев обе группы избирателей вспоминали то чувство, которое ожидали испытать, а не то, что испытали на самом деле . Очевидно, взгляд в будущее и взгляд в прошлое могут находиться в полном согласии, хотя ни один из них не описывает наше переживание точно {298}. Теории, заставляющие нас предсказывать, что некое событие сделает нас счастливыми («Если Буш выиграет, я буду ликовать»), заставляют нас также вспоминать, что так оно и было («Буш выиграл, и я ликовал»), уничтожая таким образом доказательства неточности наших воспоминаний. По этой причине и бывает так трудно понять, что наши предсказания были неверны. Мы переоцениваем чувство счастья, которое испытаем в свой день рождения {299}; недооцениваем, как рады будем наступлению понедельника {300}; и делаем эти заурядные, но ошибочные предсказания снова и снова, невзирая на то, что они постоянно опровергаются. Неспособность вспомнить, какие чувства мы испытывали на самом деле, – одна из причин, по которым богатство опыта то и дело оказывается бедностью богачей.

Когда людей просят назвать вещь, которую они попытаются спасти при пожаре в первую очередь, они чаще всего отвечают (к великому разочарованию домашних любимцев): «Альбом с фотографиями». Мы не просто бережем воспоминания – мы и есть наши воспоминания. И однако исследования показывают, что воспоминания представляют собой не столько пачку фотографий, сколько коллекцию картин художника-импрессиониста, имеющих не слишком большое сходство с натурой. Чем неоднозначнее тема, тем меньше сходства, а одной из самых неоднозначных тем будет эмоциональное переживание. Наши воспоминания об эмоциональных эпизодах слишком уж подвержены влиянию необычности случаев, близости их во времени и теорий относительно того, какие чувства мы должны были испытывать, когда это происходило. Все это ставит под сомнение возможность хоть чему-то научиться из своих переживаний. Практика, кажется, приводит к успеху не всегда. Но вы, надеюсь, помните, что практика – это лишь один из двух способов обучения. И если она не помогает, то как же обстоят дела с инструктажем?

В римейке фильма Альфреда Хичкока «Человек, который знал слишком много» Дорис Дэй пела песенку, в которой были такие слова:

«Еще в детстве я спросила у учительницы:

“Чем мне лучше заняться – писать картины или петь?”

Ответ ее был мудр:

“Que sera, sera – что будет, то и будет.

В будущее нам не заглянуть. Que sera, sera”» [71].

Я вспоминаю Дорис Дэй исключительно с нежностью и не хочу спорить с автором песни, но вынужден сказать, что это – не слишком мудрый ответ. Когда ребенок просит совета, какой из двух видов деятельности ему предпочесть, он вправе ожидать от учителя чего-то большего, нежели расхожей французской поговорки. Да, конечно , будущее увидеть трудно. Но мы все к нему так или иначе идем, и, как бы это ни было трудно, должны принимать какие-то решения – к одному будущему стремиться, другого пытаться избежать. Если, воображая его, мы так часто ошибаемся, как же решить, что именно следует делать?

Ответ знает даже ребенок: нужно спросить учителя. Одно из преимуществ говорящих и социально активных животных вроде нас с вами таково: мы можем извлекать пользу из переживаний других людей – не обязательно постигать все самостоятельно. Миллионы лет люди преодолевали свое невежество, делая открытия и рассказывая об этих открытиях другим, и поэтому сегодняшний среднестатистический разносчик газет в Питтсбурге и знает о Вселенной больше, чем Галилео, Аристотель, Леонардо и другие парни, которые были так умны, что теперь даже не нуждаются в фамилиях. И все мы активно пользуемся этими ресурсами. Если бы вы составили список всего что знаете, а потом начали ставить галочки рядом с тем, что знаете только потому, что вам кто-то об этом рассказал, рука у вас устала бы очень скоро, поскольку почти все ваши знания – из вторых рук. Был ли Юрий Гагарин первым человеком в космосе? Слово «круассан» – французское? Кого больше – китайцев или северных дакотцев? Большинство знает ответы на эти вопросы, хотя никто из нас не был свидетелем запуска «Востока-1», не прослеживал лично эволюцию языка и не пересчитывал население Китая и Северной Дакоты. Нам известны ответы, потому что кто-то ими с нами поделился. Передача информации – это разновидность «наблюдения, сделанного за другого» {301}, и она позволяет нам получать знания о мире, не вставая со своего уютного дивана. Существующие 6 млрд жителей Земли, так или иначе связанных друг с другом, – это левиафан с 12 млрд глаз, и все, что видит одна пара глаз, может стать известным всему зверю в течение месяца, дня и даже нескольких минут.

Тот факт, что мы способны делиться переживаниями, мог бы стать простым решением проблемы, которой посвящена эта книга. Да, наша способность воображать будущие эмоции несовершенна – но это пустяки. Потому что мы вовсе и не должны воображать, будет ли это приятно – выйти замуж за адвоката, съездить в Техас или отведать змею, – когда вокруг имеется так много людей, которые все это уже делали и будут счастливы поделиться с нами своими переживаниями. Учителя, соседи, коллеги, родители, дети, друзья, возлюбленные, дяди, кузены, таксисты, бармены, стилисты, стоматологи, газетчики – каждый способен рассказать нам, каково это – жить в том или ином будущем, и мы можем быть совершенно уверены, что у кого-то из них действительно было переживание, которое мы только начали обдумывать. Поскольку мы – млекопитающие, умеющие показывать и рассказывать, каждый из нас имеет доступ к информации о практически любом переживании, какое мы только можем вообразить (и даже о таких, каких представить себе не в силах). Школьные психологи рассказывают о лучших карьерах, критики – о лучших ресторанах, туристические агенты – о лучших отпусках, а друзья – о лучших туристических агентах. Каждый из нас окружен взводом советчиков, которые могут перебрать свои переживания и сказать нам, к какому будущему на самом деле стоит стремиться.