Робин Шарма - 9 тайных посланий от монаха, который продал свой «феррари»

– Я знала, что моя подлинная жизнь – это искусство и близость с моей семьей. Чтобы прожить жизнь так, как было бы правильно именно для вас, иногда требуется найти все необходимые ее составляющие.

Мэри решила вернуться обратно на Кейп-Бретон, но не в Мэбау, крошечный городок, где жили ее родители, а в местечко Сейнт-Аннс рядом с городом Баддек, потому что там жила ее подруга, Кристина, великолепный скульптор, которого она встретила на выставке в SoHo. Здесь находился Гэльский колледж кельтских искусств и ремесел, и Кристина говорила, что там живет несколько примечательных художников и ремесленников.

– Я понимала, что для меня важно жить в окружении людей, разделяющих мою страсть, которые вдохновляли бы меня и, возможно, подгоняли бы немного. И это стало причиной того, почему Джулиан попросил меня сохранить именно этот талисман.

Мэри протянула мне толстенький конверт. Я открыл его и вытащил лист пергамента. Вместе с ним внутри лежал небольшой кусочек резного дерева. Он был всего в дюйм шириной и высотой не более полудюйма. На дереве были вырезаны две руки, держащиеся друг за друга.

Я развернул мягкий лист.

Мы идем по жизни не сами по себе, отдельно от окружающих. Так что нам следует всегда быть очень внимательными по отношению к тому, какие люди и предметы нас окружают. Проводить время в таких местах, которые вас вдохновляют и наполняют энергией, и связывать себя с теми людьми, которые радуют вас и дарят вам душевный подъем, это один из секретов мудрых людей. Как на работе, так и в обычной жизни, наши самые добрые и позитивные друзья и коллеги будут вдохновлять нас становиться лучше и стремиться жить полной жизнью.

Я сложил лист и убрал его в карман.

– Полагаю, завтра вечером я встречусь с некоторыми людьми важными в вашей жизни, – сказал я.

– Именно так, – ответила Мэри. Она аккуратно сложила талисманы в мешочек. – Джулиан теперь стал одним из них. Хотелось бы мне, чтобы он тоже смог приехать.

Было еще только десять вечера, но по барселонскому времени уже перевалило за три часа ночи. Мэри протянула мне мешочек с талисманами и проводила в спальню, расположенную на втором этаже.

– Ванная прямо по коридору, а полотенца я положила вам у кровати, – сказала она. – Спокойной ночи, увидимся с вами завтра.

Проснувшись следующим утром, я чувствовал себя так, словно с трудом возвращаюсь к жизни. Несколько минут я просто лежал в постели, пытаясь вспомнить, где я. Из-за двери доносился запах кофе и вафель с корицей. И вот тогда-то я вспомнил – Кейп-Бретон.

Когда я спустился на кухню, Ангус и Мэри уже вовсю хлопотали.

– Берите кофе, не стесняйтесь, – сказала Мэри. – Блинчики с яблоками уже практически готовы.

Рядом с кофейником стояли синие керамические кружки. Я взял одну из них и налил себе кофе. Он был крепким и душистым – как раз то, что нужно. Вот чего мне не хватало в отеле Барселоны и в Киото. Теплых утренних ароматов завтрака, разносящихся по дому.

Стоило только Мэри поставить дымящуюся тарелку с блинчиками в центре стола, как зазвонил телефон. Трубку снял Ангус и почти сразу нахмурился.

– Сколько? Так. Какие-нибудь еще травмы? Уверен? Ладно, приложи лед ко рту, и встретимся у меня в кабинете через полчаса.

Ангус повесил трубку и посмотрел на Мэри:

– Это Коннор Аштон. Он упал с велосипеда и сломал передние зубы. – Затем он повернулся ко мне: – Извините меня, но тут такое происшествие – мне нужно спешить.

Я едва успел сказать, что все понимаю, как он уже скрылся за дверью.

Пока мы с Мэри прислушивались, как разлетается гравий из-под колес его машины, Мэри положила несколько блинчиков мне на тарелку.

– Боже мой, – вздохнула она. – Теперь я даже не знаю что и делать. Мне следовало бы прокатить вас по окрестностям, но тогда я не успею подготовиться к ужину.

И тут я подумал, что какой бы неудачной ни была данная ситуация для малыша Коннора Аштона, мне она пришлась как раз кстати. В моем распоряжении была арендованная машина, и я мог отправиться покататься по Кабот Трейл самостоятельно, оставив Мэри делать то, что ей нужно успеть. Она согласилась с моим предложением.

– Если вы не боитесь высоты и любите ездить на машине, все будет отлично, – сказала она. – Там невозможно заблудиться. Это круговой маршрут длиной всего две сотни миль. Нужно просто ехать по главной дороге, и в конце концов вы снова окажетесь здесь. Но вам постоянно будет хотеться остановиться, чтобы полюбоваться окружающими видами или небольшими городками вдоль дороги.

После завтрака Мэри нашла дорожную карту, и мы сели изучать ее. Мэри обвела некоторые точки на карте и на отдельном листочке записала их названия, а также сообщила что где стоит сделать или посмотреть. Получился довольно внушительный список.

– Знаю-знаю. Одного дня тут недостаточно. Но вы можете выбрать, что вам будет по душе. И звоните мне, если у вас появятся какие-нибудь вопросы. – Мэри дала мне с собой бутылку воды, фрукты и пару бутербродов. Я сказал, чтобы она не переживала за мой обед, я ведь смогу заехать куда-нибудь и перекусить по дороге.

– Ну, – ответила она, – когда вы доберетесь до плоскогорья, там, пожалуй, и не окажется таких мест, где можно перекусить. Вам необязательно съедать все это, но так у вас будет чем перекусить, если захочется.

Когда я добрался до долины Маргари, было еще раннее утро. Мэри посоветовала мне объезжать Кабот Трейл по часовой стрелке так, чтобы я ехал по внутренней полосе дороги, взбираясь и спускаясь с гор. Сейчас с обеих сторон от меня возвышались зеленые холмы. Я ехал уже минут двадцать, а навстречу мне попалась всего пара машин. Мимо пролетел ястреб, и краем глаза я уловил какое-то движение среди деревьев. Возможно, просто птица или белка, но я гадал, удастся ли мне увидеть лису или оленя.

Я задумался о записке Джулиана о том, как люди и предметы влияют на нас, и о решении Мэри сберечь в своей жизни то, что ей дорого. Ее история заставила меня вспомнить о друзьях, отношения с которыми мне хотелось бы восстановить. И я подумал, что хотел бы чаще видеться со своей сестрой Кирой и с мамой. Кира всегда умела находить лучшее во мне. В ее присутствии я словно становился таким человеком, с которого младшая сестренка могла бы брать пример. И мама – я понимал, что воспринимаю ее как должное. Ее привычка напоминать мне надеть свитер или сходить в туалет – даже когда я уже вырос и сам стал отцом – порой так меня раздражала, что я мог пулей выскочить из дома после воскресного ужина, будто спасаясь из пыточной камеры. Но я также осознавал, как мне с ней повезло. И начинал чувствовать, насколько я ей благодарен. Когда я возвращался домой, наигравшись в бейсбол, она всегда спрашивала: «Ну как повеселился?» – вместо того чтобы интересоваться, выиграл ли я. И ей всегда удавалось найти нужные слова, чтобы сказать что-то хорошее о ком бы то ни было – даже о дяде Тэдди, а для этого нужно было как минимум не уступать Пикассо в изобретательности. И, когда умер отец, она проявила такую силу и мужество, каких я и представить себе не мог. Почти сразу после его смерти она пыталась заботиться о нас с Кирой, переживая о нашей потере сильнее, чем о своей собственной. Я подумал, что определенно хочу, чтобы мама больше влияла на меня в жизни.