Эрих Фромм - Душа человека. Революция надежды (сборник)

Наиболее яркий случай, когда человеку не нужно принимать категории его общества, – это когда он спит. Сон – это состояние бытия, при котором человек свободен от необходимости заботиться о выживании. Пока он бодрствует, он значительно ограничен функцией выживания; пока он спит, он – свободный человек. В результате его мышление не подчиняется мыслительным категориям его общества и проявляет то своеобразное творчество, которое мы обнаруживаем в сновидениях. В сновидениях человек творит символы и проникает в природу жизни и собственной личности, на что он не способен, пока он – существо, занятое добыванием пищи и обеспечением безопасности. Частенько, правда, отсутствие контакта с социальной реальностью может послужить причиной появления архаичных, примитивных болезнетворных переживаний и мыслей, но даже они более подлинны и свойственны ему, чем образцы мысли его общества. В сновидениях индивид преодолевает тесные рамки своего общества и становится человечным в полном смысле слова. Вот почему открытое Фрейдом толкование сновидений проложило путь к пониманию не подвластной цензуре человечности в каждом из нас, хотя он искал по преимуществу вытесненный половой инстинкт. (Иногда дети, еще не получившие достаточных наставлений в процессе обучения и психотики, оборвавшие все отношения с общественным миром, демонстрируют такие прозрения и творческие артистические способности, которых приспособившиеся взрослые уже не могут обрести вновь.)

Но сновидение – лишь особый случай жизни человека, не ограниченной проблемой выживания. Главные же их проявления – ритуалы, символы, живопись, поэзия, драма, музыка. Наше утилитарное мышление совершенно логично попыталось истолковать все эти явления как обслуживающие функцию выживания (вульгаризованный марксизм иногда в сущности, хотя и не по форме, вступал в союз с этим типом материализма). Более глубокие исследователи, такие как Льюс Мэмфорд и прочие, подчеркивали, что как пещерные росписи во Франции и орнаменты первобытной керамики, так и более развитые формы искусства не имеют утилитарного назначения. Можно было бы сказать, что их функция – помочь выживанию человеческого духа, а не тела.

Здесь-то и кроется связь между красотой и истиной . Красота противостоит не « безобразному », а « фальшивому »; это чувственное выражение таковости (suchness) вещи или человека. Рассуждая в терминах дзен-буддийского мышления, творению красоты предшествует состояние ума, при котором человек опустошает себя, чтобы наполниться изображаемым до такой степени, чтобы стать им. «Прекрасное» и «безобразное» – всего лишь условные категории, варьирующиеся от культуры к культуре. Удачным примером нашей неспособности осмыслить красоту служит склонность простого человека ссылаться на «закат» как на образец прекрасного, как будто дождь или туман не так же прекрасны, хотя временами и менее приятны для тела.

Все великое искусство по самой своей сути находится в конфликте с обществом, с которым оно сосуществует. Оно выражает истину существования вне зависимости от того, служит ли эта истина целям выживания данного общества или мешает им. Все великое искусство революционно, потому что соприкасается с истинной сущностью человека и ставит под вопрос подлинность разнообразных и быстротекущих форм человеческого общества. Если даже художник – политический реакционер, он более революционен – если он великий художник, – чем представители «социалистического реализма», лишь зеркально отражающие специфическую форму своего общества с его противоречиями.

Достойно удивления то, что искусство не подвергалось запрету на протяжении истории ни теми властями, что были, ни теми, что есть. Пожалуй, тому есть несколько причин. Одна состоит в том, что без искусства человек истощается и даже может стать непригодным для осуществления практических целей своего общества. Другая – в том, что благодаря своим особенностям и собственному совершенству великий художник был «аутсайдером», а значит, пока стимулировал жизнь, изображая ее, он был неопасен, ибо не переводил свое искусство в политическую плоскость. Помимо этого, обычно искусство было доступно только образованным и политически наименее опасным классам в обществе. Во всей прошлой истории художники были придворными шутами. Им позволялось говорить правду, потому что представляли они ее в специфической, социально ограниченной художественной форме.

Индустриальное общество нашего времени гордится тем, что миллионы людей имеют возможность и действительно пользуются возможностью слушать превосходную музыку как в живом исполнении, так и в записи, любоваться произведениями искусства во многих музеях страны, читать шедевры литературы от Платона до Рассела в легко доступных, недорогих изданиях. Нет сомнений, что встреча с искусством и литературой по-настоящему затрагивает лишь меньшинство. Но для подавляющего большинства «культура» – это очередная статья потребления и такой же символ общественного положения, как просмотр «надлежащих» картин, знание «надлежащей» музыки, чтение хороших книг, рекомендуемых в колледже и, следовательно, полезных для продвижения по социальной лестнице. Лучшие произведения искусства превращены в предмет потребления, да и это достигнуто отчужденным образом. Доказательством этому служит то, что у большинства людей, посещающих концерты, слушающих классическую музыку, покупающих дешевые издания Платона, безвкусные, вульгарные передачи по телевизору не вызывают отвращения. Если бы их переживание искусства было подлинным, они бы выключили свои телевизоры, когда им предлагают далекую от искусства банальную «драму».

Однако человеческая приверженность к тому, что драматично, что соприкасается с основами человеческого переживания, еще не умерла. И хотя по большей части драма, предлагаемая в театрах и на экране, – это либо не имеющий отношения к искусству товар, либо она потребляется отчужденным образом, современная «драма» примитивна и груба в тех случаях, когда она подлинна.

В наши дни приверженность к драме находит свое наиболее искреннее выражение в том, что для большинства людей весьма привлекательны как реальные, так и приукрашенные несчастные случаи, преступления и насилие. Автомобильная авария или пожар привлекут толпы людей, наблюдающих с огромным воодушевлением. Почему они так делают? Просто потому, что изначальное противостояние жизни и смерти прорывается сквозь поверхность обыденного опыта и зачаровывает людей, изголодавшихся по драме. По той же самой причине лучше всего расходится газета с сообщениями о преступлениях и насилии. Факт в том, что хотя греческую драму или картины Рембрандта вроде бы весьма почитают, на самом же деле они оказываются вытесненными преступлениями, убийствами, насилием, которые либо прямо демонстрируются по телевизору, либо описываются в газетах.