Брене Браун - Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Терезе было трудно отвечать на вопросы. Она объяснила: «Я не могу понять: то ли я оправдываю свои чувства, то ли стремлюсь почувствовать себя лучше. Не могу избавиться от мысли, что моя семья может стать более гармоничной. Ясно одно: если я буду так перенапрягаться, как сейчас, нам не стать радостным, спокойным и счастливым семейством». Несмотря на то что мама Терезы живет далеко, Тереза призналась, что иногда с осуждением смотрит на свою семью мамиными глазами. «Мое вечное разочарование в жизни сказывается на отношениях с мужем. И детям тяжело это выносить. Им, конечно, наплевать на совершенство, они просто хотят, чтоб я была счастлива. А я давлю на них из-за своих ожиданий. Потому что мама все время сидит у меня в голове».

Когда Сондра вписала свой опыт высказывания мнений вслух в масштабную общественную картину, она столкнулась со сложным пересечением вопросов расы и пола. «С одной стороны, – говорит она, – афроамериканок уважают за то, что они сильные и напористые. Особенно когда имеют дело с белыми. Но когда дело доходит до чернокожих мужчин, тут мы как будто сдаем назад. Не думаю, что Дон так считает, но муж и его родители точно думают, что я проявляю к нему неуважение, когда спорю с ним». Сондра сказала, что такое положение вещей наносит урон афроамериканским девочкам и женщинам. «Невозможно быть иногда сверхчеловеком, а иногда уступчивой и податливой. Я, по правде говоря, нахожусь где-то посередине». Используя эту мысль для проверки реальностью своих идеальных представлений, Сондра написала: «Все эти ожидания сводятся к одному – чтобы я молчала. Если я неидеальна, то я и говорить не имею права. А я хочу нормально себя чувствовать, даже когда я не права. Хочу, чтобы мне было позволено сказать: “Я не знаю”. И еще я не хочу испытывать чувство неловкости, когда я говорю то, что думаю. Быть правой иногда так же трудно, как и ошибаться».

В следующих разделах мы исследуем стратегии, которые приближают нас к стыдоустойчивости, и рассмотрим препятствия, которые стоят на нашем пути.

Слово «контекст» происходит от латинского contexere, означающего «сплетать, свивать». Когда мы понимаем контекст переживания, мы видим масштабную картину. Это как в той метафоре с линзами. Когда мы стыдимся, мы видим только собственное страдание. Но мы наводим резкость по-другому и начинаем видеть, что схожим образом страдают и другие. А если еще немного удалиться, открывается более масштабная картина – мы видим, какие политические, экономические и социальные силы формируют наши личные переживания. Контекстуализация – ключ к созданию связей между стыдом и этой общей картиной.

Если я пойму, как индустрии и конкретные люди выигрывают от того, что я стыжусь своей внешности, значит ли это, что я перестану стыдиться? К сожалению, нет. Но выявление контекстов, в которых мы чувствуем стыд, помогает нам выработать устойчивость к нему. Если мы стыдимся, потому что, как бы ни пытались, не можем выглядеть как модель с обложки, нам поможет знание о том, что и сама модель, скорее всего, так не выглядит. Недостатки ее лица подретушированы, ноги вытянуты с помощью компьютерных технологий, зубы отбелены, а одежда позаимствована специально для съемки. Журналы зарабатывают не на подписке, а на рекламе. Цель – заставить нас смотреть на женщину на обложке, расстраиваться и скупать все разрекламированные в журнале кремы и лосьоны. Если мы купим много, косметическая компания получит больше места для рекламы в этом журнале и т. д.

Если мы верим во все, что нам предлагают в качестве идеала, и если мы думаем, что не можем так выглядеть только потому, что нам не хватает силы воли или не повезло с генетикой, мы утопаем в стыде. Контекст помогает нам понять, как общественные ожидания, экономика и политика, сплетаясь вместе, формируют единый, целостный образ. Мы можем распутать клубок, только разобравшись, как сплетаются нити.

Как видно из списка областей жизни, вызывающих стыд, многие из нас становятся жертвами одних и тех же источников стыда и реагируют весьма схожим образом. Но из-за того, что сама природа стыда подразумевает скрытность и изоляцию, мы полагаем, что это происходит только с нами и что нам нужно любой ценой это скрыть. Это, в свою очередь, приводит нас к ложному убеждению, что стыд – личная проблема, даже в некотором роде психологический дефект. Но это не так. Да, стыд может вести к личностным проблемам и даже быть частью душевной болезни, но он также и социальная конструкция, ибо случается между людьми, в среде людей. Стыд – это то, как я чувствую себя, глядя на себя чужими глазами. Я бы назвала стыд психосоциально-культурным конструктом.

Я люблю объяснять это следующим образом: если поместить стыд под психологический микроскоп, вы увидите только часть картины. Если рассмотреть его сквозь социальную или культурную линзу, вы тоже увидите только отдельные кусочки. Если же совместить все три линзы – психологическую, социальную и культурную, – вот тут вы получите полную картину стыда. Смотреть на стыд как на чисто личностную, психологическую проблему, мне кажется, опаснее всего. Когда мы это делаем, мы ищем только личных, индивидуальных решений, которые не в состоянии воздействовать на противоречивые, конкурирующие ожидания, порождающие стыд.

Если одна, две, сто женщин сказали, что стыдятся своего тела, этот факт указывает на то, что проблема имеет значительный масштаб. Но у нас есть не сотня, а более 90 % всех проинтервьюированных мной женщин. Если бы только одна Сондра сказала, что ей стыдно, когда она позволяет себе публично высказываться, тогда проблему «высказывания мнений» нельзя было бы назвать областью стыда. Но коль скоро во многих интервью всплывает эта тема – значит, немалая часть женщин предпочитает молчать из страха, что им заткнут рот, высмеют или выставят глупыми.

Многие считают, что контекстуализация – это лишь предлог увильнуть от ответственности и «обвинить систему». Например…

• Я не виновата, что не могу найти работу, все дело в том, что я женщина.

• Не моя вина, что я не могу сбросить вес, в этом виновата индустрия диет.

• Я в долгах, но винить надо не меня, а корпорации, придумавшие кредитные карты.

Я полагаю, что контекстуализация противоположна обвинению и увиливанию. Когда женщины, которых я интервьюировала, говорили о том, как важно увидеть картину в целом, они не имели в виду оправдания. Они имели в виду другое: им важно было найти силы для изменений. Силы появляются, когда видишь масштабную картину и понимаешь, что не одинок в своих страданиях.

• Когда я училась в последнем классе школы, мама заставила меня присоединиться к группе поддержки девочек с трихотилломанией [6]. Сначала это меня просто взбесило. Я даже не верила, что у других девочек тоже такое бывает. Но в группе я узнала, что таких, как я, – несколько миллионов. Само по себе это знание не устранило проблему, но теперь я, по крайней мере, знаю, что не одна такая, что я не полная уродка. В группе была девочка на три года младше меня, и я смогла ей помочь, рассказав, как объясняю «это» своим друзьям.