Колин Типпинг - Радикальное Прощение. Родители и дети. Почему так важно простить своих близких и как сделать это правильно

– Ненавижу мою мать! – прорычала Гвен, глядя куда-то вдаль поверх большой подушки, возле которой она стояла на коленях. В руках у нее была зажата теннисная ракетка. Только что Гвен нещадно колотила ею подушку и явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Женщина словно находилась в трансе, заново переживая гнев и злость, которые копились в ней годами: губы сжаты, глаза горят, тело сотрясает нервная дрожь.

– Почему ты ненавидишь ее, Гвен? – тихо спросил я.

– Она никогда не любила меня!

Прокричав это, она снова вскинула ракетку и начала обрабатывать ею подушку, давая выход своему гневу. Наконец, не в силах больше сражаться с призраками, Гвен в изнеможении рухнула на мягкую поверхность. С минуту мы слышали только ее тяжелое дыхание. Потом она зарыдала. Сначала тихо, затем все громче и громче. Рыдания вырывались из глубин ее души, из потаенных уголков сознания. Очевидно, что речь шла о застарелой боли. Да и как иначе? Гвен было 92 года. Она была на тот момент самой немолодой и, пожалуй, самой мужественной из всех, с кем мне приходилось работать на семинарах.

Я молча поглаживал ее по спине, пытаясь хоть чуточку утешить. Понемногу рыдания стихли, и Гвен замерла на подушке, недвижная, будто статуя. Я продолжал наблюдать за ней, в надежде понять, что происходит сейчас в ее душе. Внезапно тело ее содрогнулось – совсем как у собаки, которая вылезла из воды и отряхивается от капель.

До меня донесся приглушенный звук, как будто она… Да, Гвен смеялась! Она хохотала и хохотала, как человек, до которого вдруг дошел смысл очень забавной шутки. И смех этот был настолько заразителен, что все присутствующие тоже начали смеяться.

– Знаете, я вдруг поняла, – выдавила Гвен сквозь смех. – Она просто не способна была любить меня! – женщина умолкла, пытаясь отдышаться. – Ей просто было не дано… Бедняжка не умела любить, вот и все… Она и себя-то ненавидела… Разве мог такой человек испытывать ко мне теплые чувства?

Гвен больше не смеялась. На смену веселью пришла печаль, и женщина тихонько заплакала.

– Колин, всю свою жизнь я требовала от матери того, чего она просто не могла мне дать. Я винила ее в своей боли. А ведь она была не виновата. Она любила меня единственно доступным ей способом.

– Все так, Гвен, – кивнул я. – И ты несла в себе эту боль почти 90 лет, верно?

– Да.

– Как, по-твоему, это сказалось на твоей жизни? Не получалось ли так, что люди, которых ты любила, тоже отвергали тебя тем или иным способом?

Гвен призадумалась.

– Надо же! – ошеломленно взглянула она на меня. – Я только сейчас это поняла! Ну не смешно ли? Всю свою жизнь я привлекала людей, которые, как мне казалось, никогда меня по-настоящему не любили. Каждый из них, пусть по-своему, делал то же, что моя мама, – отвергал меня. Мы неплохо ладили с первым мужем. Двенадцать лет прожили вместе, но затем он ушел. Не выдержал моей ревности и моих притязаний. Я была слишком требовательной. Он сказал, что не в силах дать мне того, в чем я нуждаюсь, и ушел.

– Ты сама не позволяла ему любить тебя, – заметил я. – И никому бы не позволила, ведь это противоречило твоей истории.

– Какой истории? – спросила Гвен.

– Той, которая стала результатом ваших взаимоотношений с матерью. Ты почувствовала себя нелюбимой и тогда же решила, что не заслуживаешь любви. Ты верила в это всю свою жизнь, верно?

– Верно. Мне всегда казалось, что я не дотягиваю до какого-то вымышленного уровня, не соответствую чужим требованиям. Я пыталась доказать, что это не так, что меня можно любить, но все без толку.

– Послушай, Гвен, твою историю не назовешь выдумкой, – поспешно заметил я. – Ты действительно настрадалась от того, что твоя мать столько времени отвергала тебя. Оглядываясь назад, стоит признать, что она и впрямь обращалась с тобой очень дурно. Разве нет?

Гвен кивнула.

– Твоя боль – естественная реакция на такое поведение. Нам всем хочется быть любимыми, особенно если речь идет о наших матерях. Просто ты, как и всякий ребенок, не увидела истинной причины ее поведения. Ты решила, будто с тобой что-то не в порядке, будто ты сама не заслуживаешь любви. Эта мысль трансформировалась со временем в убеждение. Оно-то и стало управлять твоей жизнью.

Гвен молчала. Опустив голову, она разглядывала подушку, которая приняла на себя ее гнев. Наконец она снова взглянула на меня.

– Что же мне теперь делать? – с недоумением спросила она.

– Ты привыкла испытывать нехватку материнской любви, но пора уже избавиться от этой жажды. Именно потребность в ее одобрении и любви мешает тебе развиваться, подрывая уверенность в себе. Чтобы стать свободной, надо освободиться от этой внутренней пустоты.

Тут я вложил в ее руки теннисную ракетку и предложил снова заняться подушкой. Только теперь с каждым ударом Гвен должна была повторять вслух: « Я больше не нуждаюсь в любви моей матери. Я знаю, что заслуживаю самого лучшего, и я открыта для любви других людей» . Она сказала это раз десять, сопровождая каждую фразу энергичным ударом.

Завершив процедуру, Гвен окинула нас торжествующим взглядом. На нее приятно было смотреть. Все присутствующие дружно зааплодировали. Гвен перенесли в центр комнаты и уложили на одеяло. Потом мы затянули песню, которая называлась «Кто сказал тебе, что ты не прекрасна?». Пела ее Лаванда Баджер, одна из наших наставниц в программе Радикального Прощения, а мы подыгрывали. Гвен снова всплакнула, но теперь это были слезы радости, а не печали.

Не стоит думать только, что на этом все и завершилось. Гвен уже вступила на путь, который должен был привести ее к прощению собственной матери, однако ей предстояло пройти его до конца. Она проработала первые две из пяти стадий Радикального Прощения и затронула третью, вот пока и все. Я расскажу позже, что представляют собой эти пять стадий и что еще потребовалось от Гвен.

Знаете, почему я решил начать свою книгу с этой правдивой истории (клянусь вам, единственная вымышленная деталь здесь – имя Гвен)? Никогда не поздно попытаться простить своих родителей. На несколько мгновений эта почтенная дама вновь превратилась в маленького ребенка. Ей пришлось заново встретиться с болью, которую она прятала в своей душе почти 90 лет. И боль эта, без ее ведома, проявлялась на протяжении всей ее жизни.

Но к чему перетряхивать прошлое в таком солидном возрасте, спросите вы. Не лучше ли оставить все как есть? Очевидно же, что родителей Гвен давно нет в живых, так какая разница, простит она их или нет? Разница огромная. Несмотря на свои 92 года, эта женщина была полна жизни и ей хотелось хотя бы символически примириться с родителями, прежде чем покинуть наш мир. Гвен знала, что ее собственная смерть будет легкой и безболезненной, если она избавится от эмоций злости и гнева, спрессованных в ее теле.