Коллектив авторов - Антология суицидологии. Основные статьи зарубежных ученых. 1912–1993

Меннингер пишет о значении примитивных оральных фантазий в суицидальной ситуации и о символике поедания. Он непосредственно не касается желания быть съеденным и лишь косвенно намекает на присутствие в этой ситуации гипоманиакальных фантазий. Суицидальная триада предвосхищает описанную Бертрамом Левином и хорошо известную теперь «оральную триаду», являющуюся психологической основой мании, в которую входят: желание есть, желание быть съеденным и желание умереть.

Однако, как ни странно, Левин не ссылается на статью Меннингера в своей монографии «Психоанализ чувства ликования» ( Lewin, 1950 ), содержащей важный для понимания проблемы самоубийства клинический материал. В ней лишь сообщается, что Фрейд уже обсуждал в своей работе доставляющую наслаждение фантазию быть съеденным ( Freud, 1926 ) . Возможно, за рассмотренным Меннин-гером желанием убить Левин мог разглядеть желание съесть другого, за желанием быть убитым – желание быть съеденным, а за желанием умереть – желание уснуть. Следует отметить, что в качестве эквивалента гипоманиакального состояния суицид так и остался неисследованным, хотя К. В. Валь ( Wahl, 1957 ) и допускал подобную возможность. Символическое значение самоубийства обсуждается далее в других разделах настоящего издания, в частности, при описании терапии смерти через сон, приводимом Кэйт Фридлендер ( глава 6 этого издания ), в статье Джона Молтсбергера и Дэна Бью-младшего «Умысел самоубийства» ( глава 20 этого издания ) . Дополнительную информацию по этой теме читатель может также получить, обратившись к статьям Джейкоба Арлоу ( Arlow, 1955; Arlow, 1978 ) и Беттины Варбург ( Warburg, 1938 ), в которых обсуждаются суицидальные фантазии при беременности.

ЛИТЕРАТУРА

Arlow J. A. (1955). Notes on Oral Symbolism // Psychoanalytic Quarterly. V. 24. Р. 63–74.

Arlow J. A. (1978). Pyromania and the Primal Scene: A Psychoanalytic Comment on the Work of Yukio Mishima // Psychoanalytic Quarterly. V. 47. Р. 24–51.

Freud S. (1926). Inhibitions, Symptoms and Anxiety // Standard Edition. V. 20. Р. 75–175.

Lewin B. (1950). The Psychoanalysis of Elation. N. Y.: Psychoanalytic Quarterly.

Wahl C. W. (1957). Suicide as a Magical Act // Bulletin of the Menninger Clinic. V. 21. Р. 91–98.

Warburg В. (1938). Suicide, Pregnancy and Rebirth // Psychoanalytic Quarterly. V. 7. Р. 490–506.

Можно предположить, что более глубокое понимание способов и причин самоуничтожения человека принесет немалую практическую пользу. Те объяснения самоубийства, которые ежедневно предлагают нам в пьесах и газетах, кажутся вполне достаточными, что не может не вызывать определенных сомнений. Ведь в реальной жизни не существует ни абсолютной справедливости, ни непреодолимого рока, ни непременного воздаяния за совершенные злодейства. Научное исследование самоубийства обычно сводится к голому статистическому анализу; общемедицинская литература не желает признавать его в качестве одной из причин смерти.

У нас имеются достаточно веские основания ожидать, что причины этого феномена могут быть лучше поняты через его бессознательные мотивы, то есть с помощью психоанализа. Но до июня 1910 года суицид не относился к темам, широко обсуждаемым психоаналитиками, о нем редко шла речь на их собраниях.

На первый взгляд, самоубийство представляет собой простейшую форму выражения инстинкта, направленного на саморазрушение, который, как мы теперь знаем, противоположен инстинкту жизни. Однако этот вывод не объясняет столь странного положения вещей, что присущий всем людям инстинкт саморазрушения в полной мере реализуется лишь в сравнительно небольшом числе случаев. Кроме того, такой подход не дает ответа на вопрос, до какой степени самоубийство определяется внешними силами и событиями, то есть на вопрос, на который обыденное сознание дает (и признает приемлемыми) абсолютно наивные ответы. Если судить по объяснениям, постоянно приводимым в газетных репортажах, докладах агентств страхования жизни, свидетельствах о смерти и статистических отчетах, то самоубийство является логическим следствием определенных ситуаций, в частности, болезни, упадка духа, финансовых трудностей, унижения, фрустрации и неразделенной любви.

Для психоаналитика наиболее существенно здесь не то, что эти упрощенные объяснения идут вразрез с современной наукой и повседневным опытом, которые вновь и вновь подтверждают ненадежность очевидного, а то, с какой терпеливостью и безропотностью они принимаются. Напротив, люди проявляют стойкий и повышенный интерес к мотивам убийства. Различие между убийством и самоубийством выявится особенно четко, если вспомнить, что в загадочных или детективных историях, издающихся тысячными тиражами, в подавляющем большинстве случаев расследуется именно причина убийства. Профессиональное безразличие к теме самоубийства также достойно внимания. Совершенно очевидно, что ни один таинственный феномен человеческого поведения не был предметом столь малого числа научных исследований.

Концепция саморазрушения как способа бегства от реальности, тяжелой болезни, унижения, бедности и других аналогичных обстоятельств является весьма соблазнительной именно благодаря своей простоте. Однако основная ошибка этой концепции кроется в ее неполноте; она основана на предположении, что вызывающие регрессию силы исходят исключительно извне. С точки зрения аналитической психологии Эго побуждается более интенсивными силами, чем внешняя реальность. Преобладающими факторами, которые определяют поведение, являются внутренние импульсы, мотивы, зарождающиеся в самом индивиде и выражающие его попытку приспособиться к реальности. В истории и в науке можно отыскать неисчислимое множество примеров, свидетельствующих о том, что некоторые люди способны выживать в самых невыносимых обстоятельствах.

Поскольку индивид всегда до некоторой степени сам образует свое окружение, соответственно и человек с суицидальными тенденциями создает себе такие обстоятельства, от которых затем будет убегать, совершая самоубийство. Таким образом, психодинамическое объяснение самоубийства учитывает неосознанное желание человека поставить себя в весьма трудное положение, от которого нельзя избавиться иначе, как совершив самоубийство. Иными словами, если у человека существуют бессознательные побуждения к подобному акту, он приводит приемлемое оправдание само-разрушительного поведения, находя его причину во внешней реальности. Следовательно, бессознательные причины и цели являются более существенными для понимания самоубийства, чем простые и неизбежные внешние реалии.

Эти соображения позволяют нам избежать наивных суждений о самоубийстве как «мужественном» поступке (если оно кажется «оправданным» внешними обстоятельствами) или «иррациональном» и «непонятном» действии (если внешние обстоятельства его не объясняют), а также от признания упрощенных бытовых причин и объяснений этого явления, которые появляются в статистических отчетах и других подобных документах. В психологическом смысле самоубийство представляет собой весьма сложный акт, а вовсе не простое (случайное, изолированное, импульсивное, логичное или, напротив, необъяснимое) явление.