Дональд Калшед - Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

В молодости Диана стала все больше и больше вкладывать свою жизненную энергию в активную профессиональную жизнь, стала трудоголиком и перфекционисткой, внешне очень успешной. Однако у нее внутри была хаотичная смесь горечи, страха и ненависти к себе. Очаровательная, привлекательная и располагающая к себе внешне, она ненавидела свою внутреннюю девочку – подлинное я – за ее потребности и зависимость. Также она стала ненавидеть несовершенное, униженное «жирное» тело, в котором она жила. Вскоре у нее развилось расстройство пищевого поведения и появилось желание быть мальчиком. Она впала в депрессию, ее изолированность нарастала. Когда я встретил ее тридцать лет спустя, она стала очень успешным корпоративным юристом, стройной и привлекательной, безупречной внешне и отчаявшейся внутренне.

До того как Диана, наконец, решилась на терапию, она пыталась перенести свое внутреннее страдание на различные внешние ситуации. Она стала активисткой движения по защите прав животных и проводила немало времени, спасая невинных животных, пострадавших на дорогах в окрестностях ее дома, возила их к местным ветеринарам. Она впадала в ярость по отношению к некоторым ветеринарам из-за их якобы бесчувственного отношения к ней и к животным и даже дошла до того, что подала судебный иск на одного из них. Она также вошла в католическую общину весьма консервативного толка и стала активно участвовать в движении «Право на жизнь», где она выступала за права невинных нерожденных младенцев, которым угрожает аборт. В рамках церковной деятельности она нередко принимала участие в демонстрациях перед клиниками, где делают аборты, и однажды была арестована за громкое и сердитое препирательство с полицейским.

Короче говоря, первоначальная детская невинность Дианы стала злокачественной. Она стала абсолютной, превратилась в топливо для ее ярости и желания мстить. Ее внутренний мир стал преисподней, описанной Данте в «Аду». У нее больше не было доступа к своим потребностям в отношениях зависимости, она могла лишь проецировать их на невинно пострадавших животных или на нерожденных младенцев. Обо всем, что происходило в мире, она судила, не выходя за рамки представлений о «невинных жертвах» и «злодеях-преступниках», при этом осознание своих собственных потребностей в зависимости всегда сопровождалось сильным чувством стыда. Она также не осознавала гнева, обращенного вовнутрь и подавляющего эти потребности. Она жила в мире своих собственных проекций, в котором обе стороны ее внутреннего ада – Дит и его невинные узники – могли были найдены только «там», в мире нерожденных младенцев или «злодеев-врачей, делающих аборты».

Через несколько месяцев после начала нашей совместной работы произошел следующий инцидент. Кризис возник из-за того, что Диану раскритиковали двое ее самых близких друзей. Ее лучшая подруга назвала ее «мелочной и поверхностной», а новый мужчина, с которым она стала встречаться, пожаловался, что он все еще недостаточно хорошо знает и чувствует ее, что она «прячется» от него.

Диана пришла на одну из наших сессий «в адской ярости» на поверхности, но была глубоко задета этими замечаниями и чувствовала несвойственную ей печаль. Как всегда, она отклонила мои первоначальные вопросы о чувствах и попыталась скрыть их за черным юмором. Но к концу этой сессии она смогла побыть со своей болью и печалью несколько мгновений. Я спросил ее, где была расположена в ее теле эта печаль. Она указала на сердце, и в этот момент ее глаза наполнились слезами. Исходя из этого заново обретенного аффекта, мы смогли связать болезненную критику со стороны ее друзей с паттерном непрекращающегося позора и унижения со стороны отца.

По мере того как приходили воспоминания деталей этих переживаний, полных стыда, у Дианы началась паника и ей стало трудно дышать. Разворачивался паттерн приближения/избегания чувств. Слезы подступили к глазам, затем она заплакала. Это был какой-то зажатый, судорожный плач. Оправившись, она пыталась пошутить, что ее случай – «пропащий». Она сидела и нервно кусала костяшки пальцев, пока ее глаза снова не наполнялись слезами. Каждый раз, когда во время этой сессии ее состояние приближалось к «коридору устойчивости», я мягко поощрял дальнейшее исследование ее чувств, предлагая ей сосредоточиться на том, что с ней происходит, проделать дыхательные упражнения и более подробно рассказать о том, что она вспомнила. На этой сессии ей удался серьезный прогресс, она оставалась в контакте со своими чувствами, хотя и постоянно непроизвольно «отсекала» их, извиняясь, что использует мои салфетки, и отпуская мрачные едкие шутки. Наконец, к ее явному облегчению, сессия подошла к концу.

Я был тронут происходящим на этой трудной сессии, хотя и был обеспокоен тем, что, может быть, я был слишком активен, поощряя ее. Выходя из офиса и спускаясь по ступенькам, она с иронией сказала: «Не волнуйтесь… Я больше никогда не приведу сюда это тошнотворное хныкающее существо, если сама смогу помочь ему!» Я был шокирован таким заявлением моей пациентки, которая, как я чувствовал, была, так же как и я, рада тому новому, что открыли нам обоим ее чувства – чувства, которых, как оказалось, она стыдилась.

В ту ночь ей приснился следующий сон:

Вместе с молодыми девушками я заперта в плавучем доме, который находится в какой-то системе каналов. Ночь безлунна. Тьма кромешная. Капитан, одетый в черное, пытается убить нас одну за другой. Он ужасный злодей, как Ганнибал Лектер в «Молчании ягнят». Мы с юной девушкой пытаемся бежать. На моих лодыжках цепь, которой я прикована к ней. Девушка слаба и не поспевает за мной. Она соскальзывает в воду, мы не можем идти, так что в конце концов мы оказываемся в ловушке. Эта девушка лежит на мелководье. Я снова пытаюсь вытащить ее за цепь, чтобы она могла дышать, но она снова падает в воду. Капитан наблюдает за всем этим с удовольствием. Он подошел, злорадно взглянул на меня и пнул сапогом девушку в горло, толкнув ее под воду. Я переполнена горем и гневом, когда вижу, как она тонет. Я беспомощна.

Моя пациентка знала, что это сновидение было прямым ответом ее психе на сессию накануне, когда она отважилась допустить в сознание болезненные воспоминания раннего детства и обнаружить свою потребность в моем сочувствии, которая способствовала этим воспоминаниям. То, чего она не знала, – насколько неизвестная часть ее самой «ненавидела» ее потребности в зависимости и насколько глубоко она была отделена от позорных аспектов своего прошлого. Ее сновидение изображает это расщепление, как злонамеренного Капитана, садистски избивающего и убивающего юную девушку, прикованную к сновидящему Эго. Здесь мы видим архаичную биполярную структуру системы самосохранения – невинную жертву и жестокого преступника, Дита, и его закрытый лимб, полный невинных душ.